Книга Наследство Лэндоверов - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как поживает мисс Трессидор? Она не любит писать письма, поэтому я не так часто получаю от нее известия, как хотелось бы.
— Насколько мне известно, у нее все хорошо.
— Я совсем забыла, что ваши семьи не общаются.
— В этом смысле произошли некоторые изменения. Мы теперь встречаемся гораздо чаще, чем раньше. Мисс Трессидор надеялась, как я слышал, что вы навестите ее.
— Она сама говорила вам об этом?
Он снова кивнул.
— День моего отъезда был уже назначен, но мама неожиданно заболела.
— Мисс Трессидор была очень огорчена.
— Теперь я скоро поеду к ней. А как дела в Лэндовере?
— Там все в порядке.
— Надо полагать, что… — Я не знала, как спросить о том, что меня интересовало, и решила, что лучше об этом не заговаривать. Вместо этого я осведомилась: — А где вы остановились?
— В этой самой гостинице.
— О! Вы давно уже здесь?
— Я приехал вчера.
— И надолго?
— Нет, мне придется скоро уехать.
— Яго, должно быть, уже совсем взрослый? Надеюсь, у него все действительно хорошо.
— Яго всегда сумеет добиться того, что ему нужно.
— Когда я была в Корнуолле, туда приехали… как же их звали? Кажется, Аркрайт.
— Правильно. Они купили Лэндовер Холл.
З— начит, они его все же купили?
Мне хотелось спросить Поля о Гвенни Аркрайт, узнать, что ему известно о нашей с Яго проделке. Интересно, рассказал ли ему Яго о том, что произошло на галерее менестрелей?
— Да, но теперь мы снова там.
— О, я так рада!
— Да, Лэндовер Холл опять наш.
— Какое это, должно быть, для вас облегчение!
Он засмеялся.
— Да, ведь он был нашим домом в течение сотен лет. Поневоле испытываешь к нему привязанность.
— Еще бы. Яго всегда утверждал, что именно вы не дадите ему попасть в чужие руки.
— Он был обо мне слишком высокого мнения.
— А ведь он оказался прав.
— В этом случае… пожалуй. Но расскажите мне теперь о себе. Чем вы занимались все это время?
— После того как я вернулась в Лондон, я вскоре уехала в пансион, а свое образование закончила во Франции.
— У вас, вероятно, безупречное произношение.
— Приличное.
— Сейчас это для вас, должно быть, очень кстати. Вы часто бываете в городе?
— Довольно часто. Мы живем всего в полутора милях отсюда.
— Как поживает ваша мать?
— Она не всегда хорошо себя чувствует.
— Вы разрешите мне навестить вас?
— Прошу вас. Мама будет очень рада. Она любит встречаться с людьми.
— В таком случае, пока я не уеду… если можно.
— Сколько времени думаете вы пробыть здесь?
— Сам еще не знаю. Может быть, неделю, вряд ли дольше.
— Я полагаю, на Рождество вы будете очень заняты.
— Да, в имении всегда много дел в это время. Понимаете, следует соблюдать все старые традиции.
— Ну, конечно.
— Я взглянула на свои часы, приколотые к корсажу платья.
— Вы боитесь, что уже поздно. Разрешите мне проводить вас.
— Наш садовник, старый Жак, ждет меня в своей двуколке.
— Так я отведу вас к нему. А завтра… если позволите, я навещу вас.
— Мы будем очень рады, — ответила я.
Я дала ему адрес и рассказала, как до нас добраться.
Жак начинал уже проявлять признаки нетерпения. Обычно я была более пунктуальной.
Прощаясь, Поль крепко пожал мне руку и внимательно посмотрел на меня.
Я ответила на его взгляд, чувствуя себя гораздо счастливее, чем все последнее время, после получения жестокого письма от Джереми.
Узнав о предполагаемом визите, мама пришла в возбуждение. Поль явился с утра и сидел со мной в саду, пока взволнованная Мари готовила завтрак.
Как принято во Франции, послеполуденная трапеза была у нас основной, хотя мама и считала, что много есть в середине дня некультурно. Для нее поздний обед или ужин был главным светским событием дня.
Как бы то ни было, Поль был приглашен на ленч по-нашему.
Мама приняла его очень благосклонно. Он же, при всей своей учтивости, был с ней несколько сдержан. Он не был месье Фукаром, ее чары не могли покорить его. Почувствовав это, мама сразу сменила тактику и сделала это так ловко, что нельзя было не восхититься. Умение обращаться с мужчинами, приспосабливаться к их вкусам было, несомненно, одним из ее самых ценных светских качеств.
Ее очень интересовала кузина Мэри, о которой она так много слышала, когда была замужем за Робертом Трессидором. Поэтому жизнь в Корнуолле и отношения между двумя домами составляли главную тему разговоров за столом.
— Вы были нездоровы, как я слышал, — участливо сказал Поль.
— Ах, мистер Лэндовер, не стоит говорить о моих скучных недомоганиях, — воскликнула мама и тут же стала подробно их описывать.
Поль сочувственно слушал, потом обратился ко мне:
— Я помню, мисс Трессидор, когда вы гостили в Корнуолле, то много ездили верхом с моим братом. А здесь вы ездите?
— Увы, нет. У меня нет лошади.
— Я думаю, что мог бы нанять лошадей. Если мне это удастся, не согласитесь ли показать мне окрестности?
— С большим удовольствием.
— Кэролайн, дорогая, — вмешалась мама, — ты думаешь, это безопасно?
— Безопасно, мама? На лошади я всегда в полной безопасности.
— Но ведь это будет иностранная лошадь, милочка.
— Лошади не относятся к национальности, как люди, мама. Они более или менее одинаковы во всем мире.
— Все же это чужая страна!
— Я позабочусь о том, чтобы с вашей дочерью ничего не случилось, миссис Трессидор, — заверил ее Поль.
— Не сомневаюсь в этом. Но я буду так беспокоиться!
Я ясно видела ход ее мыслей. Как ни приветствовала она появление посетителей, нарушающих монотонность нашей жизни, мама немного опасалась Поля Лэндовера. Она привыкла рассматривать каждого мужчину, как возможного мужа или возлюбленного, а у Поля, совершенно очевидно, не было никаких планов на ее счет. Следовательно, рассуждала она, предметом его интереса являюсь я. А ей не хотелось, чтобы я уехала к нему, так же как и к кузине Мэри. Все эти предположения отразились в ее глазах.
Она помешала мне уехать в Корнуолл, и я не стала сопротивляться. Но удержать меня от катанья верхом с Полем ей не удастся. Уже предвкушение этой поездки наполняло меня радостью.