Книга Грехи Брежнева и Горбачева. Воспоминания личного охранника - Владимир Медведев

Может быть, я излишне критичен? Может быть. Но есть поступки – личные, которые дискредитируют новую демократическую власть больше, чем все неудавшиеся реформы, несделанные дела, невыполненные обещания. Ведь я готов «потерпеть», «пережить трудное время» во имя будущих дней, к чему меня призывают, но тут же я вижу, что со мною вместе, с народом вместе новая власть ни «терпеть», ни «переживать» не хочет и не будет, что эта демократическая власть никогда не разделит со мной не только тягот, но даже неудобств.

Лишь после того, как Горбачев построил для себя все возможное, он подключился к борьбе с чужими привилегиями, лично распорядился раздать некоторые здравницы, дачи ЦК и госдачи – «народу». Я ставлю кавычки, потому что народу не досталось почти ничего из того, что принадлежало властям, все моментально пришло в запустение, даже стены стали ветшать и рушиться. Как и при Хрущеве, народ никого не интересовал, санатории, ставшие народными, бросили на произвол судьбы – без денег, безо всяких средств к существованию.

Легко раздавать то, что тебе лично не принадлежит, да еще безо всяких обязательств сохранить, сберечь подношение. Жест – царственный, на всю страну, а то, что за этим – пустота и разорение, узнают немногие.

Август 1991 года. Форос

Август 1991 года. Последний отдых в Форосе Президента СССР. Все лето было очень тревожным. Михаил Сергеевич готовился к подписанию союзного договора. Шли бесконечные совещания. И в июне, и в июле обстановка в столице складывалась напряженно. Начались сильнейшие нападки на партию, один за другим проходили шумные митинги. Повсюду кричали о привилегиях.

Мы жили в дачном поселке ЦК КПСС. По вечерам поселок в открытую атаковала пьяная молодежь – врывались на территорию, грабили дачи, били стекла домов, прокалывали шины автомобилей. С балкончика нашей дачи были украдены все соленья и варенья, которые заготовила 78-летняя мама Даны, жены. Вообще жили здесь в основном старики, женщины и дети. Страх овладел всеми дачниками. Администрация поселка оказалась не только бессильна принять какие-то меры, но как будто даже заискивала перед хулиганами. По распоряжению дирекции перестали закрывать входные ворота, а нам, жителям поселка, объяснили: «Лишь бы не вызывать озлобление народа». Дана все время ждала чего-то ужасного, и когда я поздно вечером, а иногда к полуночи возвращался домой, она спрашивала меня:

– Как там? Как Михаил Сергеевич?

Я никогда никаких подробностей не рассказывал.

– Не волнуйся. Все в порядке.

Но жена чувствовала, знала, что происходит вокруг. Она приходила, например, в бассейн, и администратор говорила:

– Хоть бы нашелся кто-нибудь – убил Горбачева, я ненавижу его. Правда, вашего мужа мне будет жаль.

В Москве начались самозахваты квартир, в основном – в «домах улучшенной планировки’, практически они были санкционированы бездействием районных властей. Подобный самозахват произошел и в подъезде нашего дома, под видом очередников вселились лимитчики. В тихом нашем доме стали слышны пьяная брань, отголоски квартирных драк, выбили стекла парадного подъезда, разрисовали, исписали стены подъезда и лифта.

Жена очень надеялась, была даже почти уверена, что в такое тревожное время Михаил Сергеевич отменит свой отпуск в августе, перенесет на более позднее время. Она вспоминала потом:

– Неужели Горбачев ничего не видел вокруг, не знал, не понимал, что происходит в собственной стране? Я – видела, знала, понимала, а он – нет? Что это – полное незнание жизни своих сограждан, обычная его самоуверенность? Подумать только, останься он в этот период в Москве и – ничего бы не случилось.

Каждый отпуск Дана старалась вывезти дочерей к морю Естественно, подгадывала отпуск к моей командировке в Крым. На этот раз она вылетела с дочерьми в санаторий «Форос» 2 августа, зная, что через несколько дней я прилечу на президентскую дачу вместе с Горбачевым.

Санаторий «Форос» в бухте Тессели находится в трех километрах от президентской дачи. Она знала, что встречи со мной будут редкими, раз в неделю, и очень короткими. Но одно то, что я рядом, и радовало, и успокаивало ее. Кроме того, от санатория к даче ведет пешеходная дорожка – над берегом моря, и Дана знала, что, как обычно, каждый вечер она с дочерьми будет прогуливаться до ворот президентской дачи, возле которых дежурит неприступная охрана из местных пограничников. Каждый вечер она мысленно будет со мной.

…Что там женские предчувствия Даны – вся страна, пожалуй, угадывала развитие событий. Тем более недавно состоялось что-то вроде генеральной репетиции: десантные и прочие воинские части стянулись к Москве, депутаты предупредили Горбачева, но министр обороны Язов с трибуны депутатского съезда объяснил ситуацию по-детски просто: армия стянута к столице в связи с сельскохозяйственными работами в Подмосковье.

Не надо бы уезжать Горбачеву, не надо. 20 августа – подписание союзного договора. Тот же Язов 17 августа после встречи у Крючкова на секретном объекте КГБ «АБЦ», уезжая в 18.15, бросил в машине фразу: «Подписал бы договор, а потом в отпуск отправлялся. И все было бы хорошо…» Странные, кажется, сочувственные слова, сказанные как будто подневольным участником заговора.

Вся страна предчувствовала грозу, единственный человек ничего не ожидал и не понимал – тот, которому на стол выкладывали всю (!) без исключения информацию. Даже зная о положении в стране через камердинеров, можно войти в курс дела. Самоуверенность, самовлюбленность, преступное легкомыслие – все тут сошлось.

Трудно, наверное, подозревать заговор в среде людей, которых ты сам выбрал в сподвижники, проталкивал на верхние ступени, часто – с нескольких попыток, вопреки воле народных депутатов. Трудно поверить в заговор, когда те же, свои люди, к которым привык, провожают тебя в аэропорт с тем же почетом, говорят те же слова, а по прилете – такая же, как всегда, дружеская встреча.

В Бельбеке в аэропорту президента встречала свита: Украину представляли Гуренко – первый секретарь ЦК КП республики, Кравчук – второй секретарь ЦК КПУ, Галушко – председатель КГБ Украины; крымское руководство – Багров, председатель Верховного Совета, Курашик – председатель Совета Министров, Грач – первый секретарь республиканского комитета партии, Хронопуло – командующий Черноморским флотом, Ермаков – председатель горисполкома Севастополя.

Встречавшие горячо приветствовали высокого гостя. Как всегда, как обычно, здесь же, в Бельбекском аэропорту, организовано было застолье, здравицы партийных и государственных деятелей, по сути, мало отличались от прежних, давних, правда, вместе с тостами за партию звучали и тосты за единый обновленный Союз. Лишь одного человека в этой компании я не знал в лицо – сорокалетнего Леонида Ивановича Грача, самого молодого среди всех, избранного на местном пленуме первым секретарем рескома партии совсем недавно. Он просто, почти по-домашнему предложил тост за спутницу и единомышленницу президента. Официальная обстановка исчезла, усталый Горбачев оживился, обкатанные слова сменились человеческими. Михаил Сергеевич вспомнил студенчество, знакомство, более чем скромное житье, свадьбу…