Книга Збиг. Стратегия и политика Збигнева Бжезинского - Чарльз Гати

Бжезинский же по-прежнему считал Куклинского национальным героем Польши. Они встретились в отеле «Four Seasons» в Джорджтауне. Бжезинский поприветствовал Куклинского фразой, с которой обычно обращаются к польским военным при их награждении: Pan sie dobrze Polsce zasluzyl – «Вы достойно послужили Польше»[200].

Летом 1986 года вице-президент Джордж Г. У. Буш начинал свою собственную президентскую кампанию, и его помощник связался с Бжезинским по политическому вопросу. Как американский поляк отреагирует на поездку Буша в Польшу? В этом были очевидные политические риски. Госдепартамент Рейгана советовал Бушу не ехать. Санкции в отношении режима Ярузельского сохранялись, а республиканское крыло не слишком тепло поддерживало Буша. Бжезинский предупредил Буша, что официальный визит мог бы оказаться продуктивным, но только если он будет проходить по модели визита Картера десятилетием ранее. Нужно чётко заявить, что экономическая помощь напрямую зависит от более толерантного отношения к польским оппозиционным группам. Затем по своим каналам Бжезинский убедил Ярузельского позволить Бушу встретиться с рядовыми польскими гражданами в дополнение к официальным встречам и довольно скучным посещениям телевидения и завода электроламп.

Вице-президент Буш полностью воспользовался представившейся возможностью. В Варшаве, во время прямого телеэфира он упомянул «Солидарность» и пожал руки ее лидерам во время эмоционального визита к могиле отца Ежи Попелушко. Затем он исчез из виду и появился уже на балконе церкви над улицей. Толпа взорвалась приветственными криками, когда рядом встал Лех Валенса, а Буш вынул из кармана знамя «Солидарности» и показал пальцами знак победы «V». Сотрудникам служб безопасности оставалось лишь наблюдать за тем, как толпа скандирует: «Солидарность! Лех Валенса! Да здравствует Буш! Да здравствует Рейган! Солидарность! Лех Валенса!» Американские средства массовой информации подали этот случай, как американское внутриполитическое событие. Буш тоже способствовал такому впечатлению, пошутив насчет своей встречи с Валенсой: «Сколько у него делегатов в Айове? Вот что я хочу знать».

Но этот визит оказал глубокое влияние и на Польшу. Это был не просто официальный визит. Он отражал совет Бжезинского и одновременно настрой администрации Рейгана. «Риторика Рейгана всегда была очень жёсткой, и мы это ценили, – вспоминал член «Солидарности» Адам Михник. – Но Бжезинский всегда следовал выверенной стратегии и знал, как на самом деле способствовать переменам – как использовать политические символы и рычаги экономического давления. Буш отчётливо дал понять, что поддерживает оппозицию. И его визит ознаменовал для нас психологический переломный момент»[201].

В январе 1988 года Бжезинский произнёс речь, посвящённую памяти Хью Сетона-Уотсона в лондонском Центре политических исследований. В ней он предсказал, что 1988 год может стать очередным 1848 годом – знаменитой «Весной народов», когда страны Центральной Европы поднялись на борьбу за свою независимость. «Не будет преувеличением сказать, что все пять стран Восточной Европы созрели для революционного взрыва, – отметил Бжезинский. – Также не будет преувеличением сказать, что такой взрыв может произойти одновременно более чем в одной стране». Осознавая риски бесконтрольного развития ситуации, Бжезинский закончил свою в целом оптимистичную речь важным предупреждением. «Широкомасштабное революционное восстание в регионе не в наших интересах»[202].

Ситуация в Польше, похоже, достигла критической точки. По всей стране прошли шумные демонстрации с требованием легализации «Солидарности». Если режим Ярузельского ответил бы на них военной силой, то это могло бы иметь весьма серьёзные последствия для всего советского мира. «Если здесь произойдёт революция, то её подавят, – предупреждал Бжезинский в мае 1988 года. – Если подавление окончится неудачей, то последует советское вторжение, и это будет концом перестройки»[203].

Стремительные перемены в международной политике добавляли остроты президентским выборам 1988 года. Тем летом Бжезинский пересёк партийные границы и предпочёл поддержать Буша, а не кандидата от демократов Майкла Дукакиса. «Я считал, что это [победа Дукакиса] будет очень плохо для Соединённых Штатов, – сказал Бжезинский. – [Его курс] был совершенно неверным для страны и для демократической партии»[204]. В сентябре вице-президент Джордж Буш представил Бжезинского как члена его оперативной группы по национальной безопасности. «В области международной политики Джордж Буш лучше всех способен следовать курсу двух партий, – объяснял Бжезинский. – При этом я продолжал гордиться тем, что служил национальным интересам при президенте Картере»[205]. «Я никогда не был его поклонником, – вспоминал Дукакис. – Мне казалось, что это никудышный советник по национальной безопасности с невероятно раздутым эго». Осенью демократ из Массачусетса проиграл выборы. К тому времени, когда в Вашингтон переехала новая администрация Буша, Бжезинский обсуждал свою недавно выпущенную книгу, название которой в какой-то мере отражало его академическую и политическую карьеру: «Большой провал: рождение и смерть коммунизма в XX веке». Газета «Нью-Йорк таймс» опубликовала отрывок из книги с провокационным заголовком «Развалится ли Советский Союз?» Бжезинский утверждал, что это не преувеличение, а один из возможных сценариев, вероятность которого с каждым днём увеличивается. Тем временем появились и другие признаки того, что холодная война может закончиться очень скоро.

Примерно в то же время Ярузельский подходил к очень важному решению. Целых десять лет он боролся с «Солидарностью», но в свете забастовок 1988 года и стремительно ухудшавшейся экономической ситуации он призвал коммунистическую партию Польши к «смелому развороту» и к переговорам с «Солидарностью».

Бжезинский, проведший три последних года в переговорах с Ярузельским, испытывал в отношении его смешанные чувства. Он явно не симпатизировал решению Ярузельского ввести военное положение в 1981 году, но понимал, что тот, фигурально выражаясь, «сделан из другого теста», нежели большинство коммунистических руководителей, с которыми он имел дело за все годы своей карьеры. Двойственное отношение, в частности, проистекало из их бесед конца 1980-х годов. Польский лидер признался Бжезинскому в том, что в его жизни были два определяющих момента. Первое – это когда он молодым человеком увидел контраст между феодальной Польшей и современным промышленным государством социальной справедливости, каким перед ним предстал Советский Союз. Но более болезненное откровение он пережил в конце 1980-х, когда великие обещания марксизма-ленинизма обернулись жестокой иллюзией[206].