Книга Рейс на эшафот - Май Шёвалль

Кольберг взглянул на часы.

— Да, понятно, — нетерпеливо сказал он. — Ну так что же вы делали?

— Рассматривал автомобили.

— Автомобили?

— Да. Я переходил от одной стоянки к другой и рассматривал автомобили, которые там стояли. Внутрь автомобилей я особенно не заглядывал, но при этом изучил все существующие модели и марки. Спустя некоторое время я уже отлично разбирался в них. Это доставляло мне удовольствие. Я мог узнать любой автомобиль с расстояния тридцати-сорока метров, с любой стороны. Я мог делать это на спор, мог заключать пари на самую крупную ставку, даже в тысячу крон, и всегда выигрывал бы. Спереди, сзади или сбоку — это не имело значения.

— Ну а если сверху, тогда как? — спросила Оса Турелль.

Кольберг уставился на нее широко раскрытыми глазами. Биргерссон насупился.

— Нет, тут я не набил себе руку. Наверное, это получилось бы хуже.

Он задумался. Кольберг, уже смирившись, пожал плечами.

— Можно получить очень много удовольствия от такого простого занятия, — продолжил Биргерссон. — И эмоций. Иногда попадаются очень редкие автомобили, такие как «лагонда», «ЗИМ» или «ЭМВ». Это доставляет радость.

— И все это вы рассказывали помощнику комиссара Стенстрёму?

— Да, кроме него, я никогда никому об этом не рассказывал.

— И что же он сказал?

— Что, по его мнению, это очень интересно.

— Понятно. И вы вызвали меня сюда, чтобы сказать мне об этом? В половине двенадцатого вечера? На Рождество?

Биргерссон, казалось, обиделся.

— Вы ведь сами сказали, чтобы я сообщил, если вспомню что-нибудь…

— Да, вы правы, — устало сказал Кольберг. — Спасибо вам.

Он встал.

— Но я ведь еще не рассказал о самом главном, — пробормотал Биргерссон. — О том, что очень заинтересовало помощника комиссара Стенстрёма. Это меня поразило, потому что вы говорили о «моррисе».

Кольберг снова сел.

— Ну, я вас слушаю.

— У меня в том моем хобби были определенные проблемы, если можно так выразиться. Очень трудно было отличить некоторые модели, особенно в темноте и с большого расстояния. Например, «Москвич» и «опель-кадет» или «ДКВ» и «ИФА». — После короткой паузы он добавил: — Очень трудно. Потому что различия были весьма незначительными.

— А какое это имеет отношение к Стенстрёму и к вашему «моррису»?

— К моему «моррису» — никакого. Но помощник комиссара Стенстрём сильно заинтересовался, когда я сказал, что труднее всего различить спереди «моррис-майнор» и «Рено CV-4». А вот сбоку или сзади это можно сделать запросто. Однако спереди или чуточку сбоку — это действительно задача нелегкая. Хотя со временем я этому тоже научился и редко ошибался. Впрочем, ошибки тоже случались.

— Секундочку, — сказал Кольберг. — Вы говорите, «моррис-майнор» и «Рено CV-4»?

— Да. Я вспоминаю, что помощник комиссара Стенстрём даже подпрыгнул на стуле, когда я сказал об этом. До этого он все время только кивал головой, и мне казалось, что он вообще не слушает меня. Но это, как я уже сказал, его страшно заинтересовало. Он даже пару раз переспрашивал меня.

— Так вы говорите — спереди?

— Да, именно об этом он меня пару раз переспрашивал. Спереди или чуточку наискосок — очень трудно.

Когда они снова сидели в автомобиле, Оса Турелль спросила:

— Что это дает?

— Еще не знаю. Однако какое-то значение это имеет.

— Если говорить об убийце Оке?

— Этого я тоже не знаю. Во всяком случае, теперь понятно, почему он написал в блокноте название этого автомобиля.

— Я тоже вспомнила кое-что, — сказала Оса. — То, что Оке говорил за пару недель до того, как его убили. Что, как только у него будет два выходных, он поедет в Смоланд, чтобы выяснить кое-что. Кажется, он собирался в Экшё. Тебе это о чем-нибудь говорит?

— Абсолютно ни о чем.

Город почти вымер, единственными признаками жизни были две машины «скорой помощи», полицейский автомобиль и несколько бесцельно слоняющихся гномов, которых объединила профессиональная усталость и которые не сумели противостоять слишком большому количеству гостеприимных домов и рюмочек. Через минуту Кольберг сказал:

— Я слышал от Гюн, что ты переезжаешь от нас после Нового года.

— Да. Я обменяла свою квартиру на квартиру поменьше на Кунгсхольмстранд. Продам все барахло, куплю новую мебель. Подыщу себе новую работу.

— Где?

— Еще не знаю. Но я подумываю о том… — Через несколько секунд она добавила: — А у вас в полиции есть вакансии?

— Наверное, — рассеянно ответил Кольберг, но тут же встряхнулся. — Ты что, серьезно подумываешь об этом?

Оса Турелль сосредоточилась на управлении автомобилем. Нахмурив брови, она вглядывалась в метель.

Когда они приехали на Паландергатан, Будиль уже спала, а Гюн, свернувшись в клубочек в кресле, читала книгу. На глазах у нее были слезы.

— Что с тобой? — спросил муж.

— Я столько сил потратила, чтобы приготовить праздничный ужин. Все уже никуда не годится.

— Ничего подобного. Только не с моим аппетитом! Поставь дохлого кота на стол, и я буду счастлив. Неси все, что есть.

— Звонил твой Мартин. Полчаса назад.

— Отлично, — беззаботным тоном сказал Кольберг. — Организуй рождественский стол, а я тем временем звякну ему.

Он снял пиджак и отправился звонить по телефону.

— Бек слушает.

— Кто это у тебя там так шумит? — подозрительно поинтересовался Кольберг.

— «Смеющийся полицейский».

— Кто?

— Граммофонная пластинка.

— Да, действительно, теперь узнаю. Старый шлягер. Чарльз Пенроуз, да? По-моему, эта песенка написана еще до Первой мировой войны.

Их диалог проходил на фоне взрывов хохота, и создавалось впечатление, будто они разговаривают втроем.

— Это неважно, — без тени радости сказал Мартин Бек. — Я звонил тебе, потому что Меландер позвонил мне.

— Ну и что же ему было нужно?

— Он сказал, что наконец вспомнил, где видел фамилию и имя: Нильс Эрик Ёранссон.

— Где?

— В деле Тересы Камарайо.

Кольберг снял ботинки, немного подумал и сказал:

— В таком случае поздравь его от моего имени и передай ему, что на этот раз он ошибся. Я прочел все, что там было, все — до самого последнего слова. И я не настолько туп, чтобы не заметить такой важной детали.

— Документы у тебя дома?