Книга Письмо Потомкам - Алессандра Матрисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она права. Стоит мне поднапрячь своё тело и вирус выработает всё, что нужно. Я даже под водой жила, дыша жабрами…
– Ну что ж, только немного! – Прокричала я и стряхнула с себя человеческое обличье. Глаза снова стали угольно-чёрными, губы растянулись над клыкастой улыбкой, а по телу ручьями разбежались полосы.
– Ха! Будем играть в другую игру. Назовём её «Пантеон».
Геммы настороженно замолчали, боясь подумать. А я вкратце рассказала им правила…
После беготни по саду и смиренного разыгрывания мифов и сказаний Древнего Мира мои геммы разошлись на ночь.
Я, разгорячённая и веселая, бродила одна по саду в поисках самой себя. Рионн напрашивалась со мной, но я отказала ей. Мне нужно побыть одной хоть немного…
Два месяца – нескончаемая игра. Нескончаемое веселье. Нет, я не устала, просто…
За спиной шелестят ветви и кто-то выругивается, получив упругим прутом по лицу.
– Стефан! – кричу я, а потом бегу со всех ног. Но первое, что я слышу, было вовсе не тем, что я хотела услышать:
– Император болен. Через два дня он умрёт.
И я падаю в обморок.
Как он может умереть? Как? Ведь он получил тело. Он получил вирус, но… Что я сделала не так, что не предугадала?
Нас никто не ждёт в Империи, о нас практически никто не знает. Мир гемм за пределами человеческого сознания. Император должен был умереть и он умер. Тело под номер «1imyJoNa-ta-n» благополучно скончалось, и было захоронено как всесильный какой-то там по счёту правитель мира в склепе, который я ласково называла кладбищем домашних животных. Там покоились все забальзамированные тела Уильяма.
Но чтобы через месяц недавно коронованный Император Цахес был при смерти… это чересчур даже для меня.
«На меня одних покушений сотня в год»
Может быть, моя ошибка в том, что я верила. Что у него есть доверенные лица… Может, они и были несколько сотен лет назад, сейчас всё по-другому. И это меня беспокоило.
***
Я смотрела с высоты птичьего полёта на мир. Он был однородным, как и всегда… С такой высоты не замечаешь и грани размыты, стерты народы и отличия.
Наверно, такой виделась Империя моему несчастному мальчику Уильяму, заложнику идей его предков. Заварили кашу именно они, напыщенные и самолюбивые…
Рядом сидел Стефан и мне улыбался, за нами ещё пять персон и свита. Вот и вся делегация, если не считать груза в клетке. Но об этом пока промолчим.
– Тебе нравилось в гостях? – пробормотал Стефан, сжимая мою руку крепче.
…а в глазах так и читалось «Ты скучала по мне?»
– Очень. – И вижу, как он расплывается от восторга. Все-таки, какой он искренний и наивный, – А ты?
– Я… всегда у Старейшин как дома.
– Ах, ты, старый хитрюга! – рычу я, – Я ему килотонны лести, а он!!!
Стефан и старейшины в непонимании смотрят на меня, а я запинаюсь об собственный гнев и замолкаю.
Значит, я всё не так поняла.
Ай, дурная голова.
Краснея от стыда, я зарываюсь в шаль и до конца пути молчу.
Империя встречает нас туманом, злыми взглядами и завистью. На меня смотрят люди, не зная, кто я.
Но они видят. Я – человек, я одна из них.
И оттого они меня ненавидят. Что я живу ТАМ.
Я улыбаюсь себе, а они думают, что это издёвка. Молча плюют в мою сторону, разговаривая лишь с геммами. Мы посреди огромного зала, старого и явно не из этих мест. Что-то нагроможденное, из разных эпох. На стенах развешаны картины под стеклом, чтобы не разлетелись в пыль. Среди них явно оригинал Моны Лизы. Я помахала ей рукой, как знакомой, с дебильной улыбкой на моем лице.
– Вы решили вернуть беглянку нам? – зло шипит один из вельмож и не дожидается ответа. – Мне она не нравится, она страшная. Может быть, пустим на алтарь?
Меня тошнит.
Эта дрянь, называемая человеком, нагло задирает нос, определяя уже заранее мою судьбу. Алтарём они называют массовое изнасилование… Геммы этого и знать не знают.
И так спокойно он это сказал. Его РРип не чувствует моего, а значит, он не знает ни статуса, ни моего имени.
Ни-че-го.
Кто-то пытается схватить меня за руку, но Стефан рычит на него:
– Это моя жена. Не трогайте её!
В ужасе вельможи смотрят на меня, а я прижимаюсь к нему в благодарности. До меня не сразу доходит смысл его слов.
Жена???
Я плачу навзрыд, а люди вокруг снуют, пытаясь угодить… Жалкие черви. Я смотрю сквозь слёзы на того вельможу:
– Ты слышал что-нибудь о призраках Святейшей?
Он бледнеет и кивает в ответ.
– Ты новый из них.
Его зрачки расширены, изо рта капает пена. Мгновение – и носом идёт кровь.
«Здравствуй, Святейшая… праматерь наша в тебе, говорит, плачется… Не убий, не кради, не прелюбодействуй»
Я мысленно давлю вельможу, хищно скалясь…
– Ульрианнашш! – Шипит Стефан и бьёт меня по лицу. Резкая боль вылавливает меня из океана, и я навзрыд реву.
Не понимая ничего мною сделанного и сказанного, шипят за спиной люди, перешёптываясь и пытаясь привести в себя второго министра. Он капает на пол слюной и кусает руки. Кровь льётся на пол, а он лишь молчит.
Через час он вернется, но его путь обречен…
***
Цахес был красив словно бог. Длинные черные волосы разметались по подушкам, бледное аристократическое лицо ярким пятном маячит на красном.
Он умирает.
Мы в его покоях, посреди венецианской мебели и гобеленов. Всё выполнено в красно-золотых тонах, лишь древние фрески из разрушенных храмов горят на потолке всеми красками. Как это по-императорски…
– Что с ним? – спрашиваю я, в ответ лишь молчание.
– Что с ним? – спрашивает Стефан, и у лекарей развязываются языки. Я попросила не говорить никому, кем являюсь, даже после выходки со вторым министром.
– После обновления памяти он стал сам не свой, всё ходил и бился об стены. Его пришлось усыпить.
– То есть как?
– Возможно, память Императора не смогла адаптироваться к новой системе и вступила в конфликт с вирусом… Чтобы не разрушить ее, нам пришлось усыпить его, чтобы…
Я встреваю в разговор:
– То есть вы просто решили не марать руки? А записать новую версию памяти?
Лекари пафосно ухмыляются, мол, что вы, сударыня…
– Он умирает. И умрёт. Не ясно, что ли?