Книга Прекрасная Джоан - Молли Хейкрафт

В Майнце мы распрощались с нашими спутниками, объяснив, что в городе у нас есть дела, которые могут нас задержать. Они пошли дальше на юг, мы же повернули к востоку и отправились во Франкфурт, вдоль берега Майна. До города мы добрались вечером того же дня и остановились на маленьком, но чистом постоялом дворе. Сойдя с дороги пилигримов, мы больше не могли выдавать себя за паломников, и я слышала, как Раймонд объяснял трактирщику, что мы брат и сестра и разыскиваем следы моего мужа-крестоносца. Я растерялась, услышав его следующий вопрос:

– Есть ли где-нибудь по пути монастырь, где я мог бы оставить сестру и ее служанку на несколько недель? Она уже давно в пути и очень устала, дальше я хотел бы ехать один и вернуться к ней после окончания поисков.

Трактирщик ответил, что монастырей здесь несколько и лучший из них – монастырь бенедиктинок в Зелигенштадте. Мне с трудом удалось промолчать, однако, когда трактирщик ушел на кухню, я набросилась на Раймонда:

– Я ничуть не устала и еду дальше с тобой!

– Прошу тебя, Джоан, выслушай меня. – Он взял меня за руку и посмотрел в глаза. – Я взял тебя с собой, потому что знал, что паломнице в пути ничто не угрожает. Но сейчас, если я хочу найти Ричарда, мне придется переодеться кем-нибудь другим, чтобы иметь возможность заходить во все замки между Франкфуртом и Веной. Я уговорил странствующих артистов продать мне свою одежду. Отныне я – менестрель.

Когда, подумав, я признала его правоту, он сказал, что следующим же вечером отправится в замок Зелигенштадта.

– Мне будет спокойнее, если ты к тому времени окажешься под защитой монастырских стен, и к тому же недалеко от меня.

После ужина он достал лютню и спел для меня. Пока он пел, я забыла о предстоящем расставании, но песня кончилась, Раймонд ушел, и оказалось, что я не могу ни спать, ни думать ни о чем, кроме него.

Ворочаясь в постели, я спрашивала себя, почему я до сих пор не отдалась ему. Ведь я не молодая невинная девушка, а с завтрашнего дня его странствия будут полны опасностей. Быть может, я больше никогда его не увижу…

Я осторожно села и прислушалась. Мария храпела на своем тюфяке. Отбросив покрывало, я, крадучись, вышла в коридор. Там было темно; я не видела даже стен. Ощупью, на цыпочках, прокралась я к комнате Раймонда, тихо открыла дверь… Сердце мое колотилось так сильно, что готово было выскочить из груди.

Еще один шаг – и я наступила на что-то мягкое. Опустившись на колени, я осторожно дотронулась до него рукой. Он крепко спал. Я не знала, что делать: позвать ли его тихо по имени или лечь рядом и разбудить поцелуем?

Однако, пока я стояла на коленях, не зная, на что решиться, перед моим мысленным взором всплыло смуглое лицо Бургинь. Вот как она заманила Раймонда в ловушку! Она без приглашения явилась к нему в палатку и предложила ему свое мягкое, горячее тело молодого животного…

Даже пощечина не отрезвила бы меня сильнее, чем мысль о том, что он может – пусть и невольно – сравнить меня с Бургинь! Я поднялась на ноги и, дрожа, вернулась в свою комнату. Однако, когда я легла и укрылась теплым шерстяным одеялом, образ Бургинь исчез, и вскоре, успокоенная, я крепко заснула.

Глава 28

Перед отъездом Раймонд, чтобы развлечь, отвел нас с Марией на базарную площадь. Торговцы громко расхваливали свои товары. Заметив лавку с музыкальными инструментами, Раймонд решил купить себе лютню получше, чем та, которую он добыл у бродячих артистов, а мы с Марией отправились смотреть поношенную одежду.

Внезапно я заметила ярко-зеленое платье, сшитое по тому же фасону, что и наряд молодой танцовщицы из Кельна. Пока я смотрела на платье, дивилась его причудливому покрою, безумная мысль внезапно овладела мной.

Мы с Раймондом проделали большой путь как пилигримы, и никто не задал нам ни одного вопроса. Ту девушку-танцовщицу повсюду принимали как члена труппы бродячих артистов. Почему бы мне тоже не переодеться и не сопровождать Раймонда в его странствиях?

Не задумываясь более ни о чем, я тут же купила платье у торговца. По пути назад Раймонд заметил, что Мария несет какой-то сверток.

– Это новое платье, – сказала я. – Зеленое с белыми пятнами. Я собираюсь поразить воображение монахинь! – Мы оба рассмеялись.

Чем ближе мы подплывали к Зелигенштадту, тем мрачнее становился Раймонд. Он все подготовил к расставанию; нам с Марией он оставлял золото, которого должно было хватить на время его отсутствия и даже, если понадобится, на дорогу до Пуатье. Наши вещи были сложены в два холщовых мешка.

Слуга Раймонда верхом ехал в Зелигенштадт, сам же Раймонд, переодевшись в костюм бродячего музыканта, собирался пойти в замок.

Когда впереди показались крепкие каменные стены монастыря бенедиктинок, я положила руку на плечо Раймонда и предложила проститься здесь. Раймонд нехотя согласился, однако сказал, что подождет некоторое время.

– Обещай, что вечером, если тебе будет плохо у монахинь, ты пришлешь Марию в город, на постоялый двор… И помни, любовь моя, что отныне я – менестрель по имени Блондель де Нель. Как только смогу, я вернусь за тобой!

Аббатиса, к которой отвела меня привратница, неплохо говорила по-французски, и мы с ней без труда смогли объясниться. Я просто сказала ей, что мы с братом путешествуем по семейным делам и брат считает Марию обузой в дороге. В уплату за содержание Марии я оставила несколько золотых монет. Аббатиса спросила, не может ли она чем-либо помочь мне самой.

– Может быть, выпьете вина или поедите, мадам?

– Вы очень добры, – отвечала я. – На постоялом дворе очень шумно, а я устала. Нельзя ли мне немного отдохнуть у вас, прежде чем я вернусь к брату?

Аббатиса разрешила мне оставаться в стенах монастыря столько, сколько я пожелаю.

И снова, как в тот раз, когда я решила приехать к Раймонду в Бостон, все сошло так гладко, что я убедила себя: я поступаю верно. В келье для гостей я спокойно поела, переоделась в пестрое платье, расплела свои рыжие косы и накрасила лицо. Мария уложила для меня самое необходимое в маленький мешок, помогла прикрыть мой наряд собственным длинным плащом с капюшоном и со слезами распрощалась со мной. Я объяснила ей, что намерена делать, взяла с нее слово, что она будет молчать. Мария же больше всего боялась, что я навсегда оставлю ее здесь, среди чужестранцев.

К счастью, кельи для странников располагались в самой удаленной части монастыря, над кухнями. Никто не заметил, как я выскользнула из ворот.

Однако в тот миг, когда за мной закрылись тяжелые ворота, мне стало страшно и одиноко. Впервые в жизни я оказалась на дороге одна-одинешенька. Мне захотелось вернуться, переодеться, смыть с лица грим, пойти к настоятельнице и попросить ее об убежище – как и договорились мы с Раймондом. Я бы, несомненно, так и поступила, если бы не увидела группу оборванных, но веселых нищих, которые шли по другой стороне дороги и, очевидно, направлялись в замок.