Книга Ветер прошлого - Звева Казати Модиньяни

Да, эти мальчики в мундирах, несомненно, были французами: они нуждались в помощи. Он, безусловно, не мог спасти их всех, но был обязан попытаться сделать хоть что-нибудь. Анастазио Кальдерини решил, что непременно должен вмешаться. Он уже позабыл и о своих планах, и о дилижансе, который должен был увезти его подальше от опасности. Мог ли он бросить этих раненых на произвол судьбы?

Среди врачей того времени Анастазио Кальдерини считался не последним. Он знал, что искусен в своем деле, и не боялся ответственности. Мысленно он перебрал свой инструментарий: у него был с собой набор разнообразных скальпелей, щипцы со сквозными отверстиями, молоточки, иглы и нити. Может быть, среди мальчиков, плывущих по течению на барже, есть такие, кому необходима ампутация. Анастазио Кальдерини сделал знак солдату, стоявшему у руля, поворачивать к берегу. Он поднялся на баржу и принялся лечить, утешать, вселять веру, а баржа тем временем продолжала плыть обратно к Милану, откуда он совсем недавно бежал.

Вместе с ранеными костоправ Анастазио Кальдерини причалил к маленькой пристани Лагетто: отсюда было ближе всего до больницы. Он ни на минуту не прекращал работы даже после прибытия санитаров с носилками. И лишь когда последний из раненых был унесен, он вдруг понял, что вернулся в то самое место, откуда надо было уносить ноги. Но было уже поздно: Обрубок из Кандольи, возникший словно из-под земли, преградил ему дорогу.

— Нам с тобой надо кое о чем потолковать, — сказал безногий. — За тобой должок.

Взглянув на его руки в кожаных обмотках, упертые в землю, готовые оттолкнуться в любой момент и послать своего хозяина вперед с силой пушечного ядра, Анастазио Кальдерини побледнел.

26

Бродячие акробаты оказались одной большой семьей, и все носили фамилию Чампа. Они разбили лагерь на берегу Адды, у подножия укрепленного средневекового замка Кассано.

Семью возглавляли Джулиано Чампа, дед Икара, и его жена Джиневра. Старик Чампа, и сейчас сохранивший силу и бодрость, в молодости отличался необычайной красотой и был непревзойденным по своей ловкости акробатом. Вместе с женой он имел оглушительный успех при дворе прусского короля.

Он проделывал невероятные по сложности сальто-мортале, при случае превращался в гуттаперчевого человека-змею, сворачивался клубком, завязывался узлом, ухитрялся при этом жонглировать — словом, демонстрировал ловкость за гранью человеческих возможностей, и все это безо всякого видимого усилия.

Джиневра в молодости была канатной плясуньей: прекрасная, как видение, она балансировала на канате, натянутом на смертельно опасной высоте, в пышной, до пят, мантилье, шляпе-треуголке и шелковых туфельках. Под восторженные и испуганные крики зрителей она ухитрялась одну за другой снять с себя все свои одежки, оставшись в традиционном трико, обтягивающем стройное, безупречно сложенное тело. Публика не могла устоять перед этим головокружительным раздеванием.

Заурядный несчастный случай положил конец цирковой карьере Джулиано Чампы, а вот его жена продолжала выступать, пока возраст позволял. Джулиано стал учить акробатическим трюкам сперва детей, а потом и внуков.

Все эти главы семейной хроники Саулина узнала от Икара во время долгого перехода к берегам Адды, поскольку медлительная поступь терпеливых животных не позволяла членам семьи заняться чем-то более дельным, чем болтовня. Саулина была этому рада: рассказы Икара и его деда хотя бы отчасти отвлекали ее от горьких мыслей о собственных бедах. Она охотно внимала захватывающему повествованию о незнакомом мире, в котором теперь, похоже, ей предстояло жить. В сердце ее жила тоска по своей покровительнице и страстное желание найти утерянный талисман.

— Акробаты, — рассказывал дедушка Чампа, — с незапамятных времен занимают первое место среди уличных циркачей. Народ их больше всех любит. А тебе надо запомнить основные разновидности нашей профессии, — обратился он к Саулине.

— А их много?

— А вот считай. — Старик принялся загибать пальцы: — Есть прыгуны, гимнасты, вольтижеры, наездники, эквилибристы.

— Много, — изумленно протянула Саулина.

— Дальше идут жонглеры, — продолжал старик, — но если они ничем больше не занимаются, им достаются только ошметки успеха. Жонглер вызывает восхищение своей ловкостью, но он не рискует жизнью, не заставляет публику трепетать, затаив дыхание. Больше всего публика любит канатоходцев. Когда Изабелла Баварская, супруга французского короля Карла VI, торжественно въехала в Париж, один канатоходец, держа на руках двух своих сыновей, которые, в свою очередь, держали по зажженной свече, прошел по канату, натянутому между крышей дома моста Сен-Мишель и самой высокой галереей собора Нотр-Дам.

Саулина понятия не имела о размерах собора Нотр-Дам, но, вспомнив шпили Миланского собора, живо вообразила себе человека, балансирующего на такой высоте с двумя детьми на руках, и у нее закружилась голова от ужаса.

— Он же мог убиться! — прошептала она.

— Существует множество способов умереть, и этот — далеко не худший.

— Нужно быть отчаянным храбрецом.

— Храбрость необходима в любом виде искусства. Она никогда не выходит из моды, и никакие уловки и ухищрения не могут ее заменить.

— Дедушка Чампа, мне нравятся ваши истории. Откуда вы так много знаете?

— Люблю свою работу, прислушиваюсь к другим и учусь.

Саулина вздохнула. Легко ему говорить. А она даже не умеет читать и писать. И она тут же сказала об этом старому акробату.

— Ты не одна такая, — вздохнул старик. — Большинство детей не ходит в школу.

— А вы, — решилась она задать самый важный вопрос, — вы меня научите?

— Чему?

— Читать и писать.

— Ну что ж, можно, но тебе придется проявить сообразительность, а главное — большое желание научиться, — улыбнулся дедушка Чампа.

Теперь, пока члены семейства Чампа упражнялись каждый в своей специальности на глазах у захваченных бесплатным зрелищем местных детишек, старик преломил с Саулиной хлеб знания и дал ей первый урок грамоты. Вместо пера он взял прутик, а бумагой ему послужил чистый, тонкий и светлый песок на берегу Адды. Для Саулины этот первый урок стал необыкновенным, волшебным, волнующим до слез переживанием, которое ей предстояло помнить до конца своих дней.

Потом дети семейства Чампа в пестрых костюмах, расшитых мишурой и увешанных звенящими бубенчи-ками, направились на центральную площадь селения, чтобы под барабанный бой объявить о вечернем представлении. А Саулина пошла в лес собирать дрова для костра. Вернувшись, она стала помогать бабушке Джиневре перемешивать поленту и менять солому в фургонах.

Работала она тяжело и много, но была счастлива, потому что уже успела выучить несколько букв и неустанно повторяла про себя: «А, БА, ВА, ДА». Она даже научилась читать свое собственное имя: С-А-У-Л-И-Н-А. Видеть свое имя, такое знакомое, написанным палочкой на песке — да, это было настоящее волшебство. Как будто она сама со своей душой и телом была заключена в эту магическую надпись.