Книга Приключения Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

— Вы прогнали ее назад в вентилятор…

— …и тем самым заставил напасть на хозяина. Удары моей трости разозлили ее, в ней проснулась змеиная злоба, и она напала на первого попавшегося ей человека. Таким образом, я косвенно виновен в смерти доктора Гримеби Ройлотта, но не могу сказать, чтобы эта вина тяжким бременем легла на мою совесть.

Палец инженера

The Adventure of the Engineer's Thumb

First published in the Strand Magazine, Mar. 1892,

with 8 illustrations by Sidney Paget.

Из всех задач, какие приходилось решать моему другу мистеру Шерлоку Холмсу, мною его вниманию было предложено лишь две, а именно: случай, когда мистер Хэдерли лишился большого пальца, и происшествие с обезумевшим полковником Уорбэртоном. Последняя представляла собой обширное поле деятельности для тонкого и самобытного наблюдателя, зато первая оказалась столь своеобразной и столь драматичной по своим подробностям, что скорее заслуживает изложения в моих записках, хотя и не позволила моему приятелю применить те дедуктивные методы мышления, благодаря которым он неоднократно добивался таких примечательных результатов. Об этой истории, мне помнится, не раз писали газеты, но, как и все подобные события, втиснутая в газетный столбец, она казалась значительно менее увлекательной, нежели тогда, когда ее рассказывал участник событий, и действие как бы медленно развертывалось перед нашими глазами, и мы шаг за шагом проникали в тайну и приближались к истине. В свое время обстоятельства этого дела произвели на меня глубокое впечатление, и прошедшие с тех пор два года ничуть не ослабили этот эффект.

События, о которых я хочу рассказать, произошли летом 1889 года, вскоре после моей женитьбы. Я снова занялся врачебной практикой и навсегда распрощался с квартирой на Бейкер-стрит, хотя часто навещал Холмса и время от времени даже убеждал отказаться от богемных привычек и почаще приходить к нам. Практика моя неуклонно росла, а поскольку я жил неподалеку от Паддингтона, то среди пациентов у меня было несколько служащих этого вокзала. Один из них, которого мне удалось вылечить от тяжелой, изнурительной болезни, без устали рекламировал мои достоинства и посылал ко мне каждого страждущего, кого он был способен уговорить обратиться к врачу.

Однажды утром, часов около семи, меня разбудила, постучав в дверь, наша служанка. Она сказала, что с Паддингтона пришли двое мужчин и ждут меня в кабинете. Я быстро оделся, зная по опыту, что несчастные случаи на железной дороге редко бывают пустячными, и сбежал вниз. Из приемной, плотно прикрыв за собой дверь, вышел мой старый пациент — кондуктор.

— Он здесь, — прошептал он, указывая на дверь. — Все в порядке.

— Кто? — не понял я. По его шепоту можно было подумать, что он запер у меня в кабинете какое-то необыкновенное существо.

— Новый пациент, — так же шепотом продолжал он. — Я решил, что лучше сам приведу его, тогда ему не сбежать. Он там, все в порядке. А мне пора. У меня, доктор, как и у вас, свои обязанности.

И он ушел, мой верный поклонник, не дав мне даже возможности поблагодарить его.

Я вошел в приемную; возле стола сидел человек. Он был одет в недорогой костюм из пестротканого твида; кепка его лежала на моих книгах. Одна рука у него была обвязана носовым платком сплошь в пятнах крови. Он был молод, лет двадцати пяти, не больше, с выразительным мужественным лицом, но страшно бледен и словно чем-то потрясен — он был совершенно не в силах овладеть собою.

— Извините, что так рано потревожил вас, доктор, — сказал он, — но со мной нынче ночью произошло нечто серьезное. Я приехал в Лондон утренним поездом, и, когда начал узнавать в Паддингтоне, где найти врача, этот добрый человек любезно проводил меня к вам. Я дал служанке свою карточку, но, вижу, она оставила ее на столе.

Я взял карточку и прочел имя, род занятий и адрес моего посетителя: «Мистер Виктор Хэдерли, инженер-гидравлик. Виктория-стрит, 16-а (4-й этаж)».

— Очень сожалею, что заставил вас ждать, — сказал я, усаживаясь в кресло у письменного стола. — Вы ведь всю ночь ехали — занятие само по себе не из веселых.

— О, эту ночь скучной я никак не могу назвать, — ответил он и расхохотался.

Откинувшись на спинку стула, он весь трясся от смеха, и в его смехе звучала какая-то высокая, звенящая нота. Мне, как медику, его смех не понравился.

— Прекратите! Возьмите себя в руки! — крикнул я и налил ему воды из графина.

Но и это не помогло. Им овладел один из тех истерических припадков, которые случаются у сильных натур, когда переживания уже позади. Наконец смех утомил его, и он несколько успокоился.

— Я веду себя крайне глупо, — задыхаясь, вымолвил он.

— Вовсе нет. Выпейте это! — Я плеснул в воду немного коньяку, и его бледные щеки порозовели.

— Спасибо, — поблагодарил он. — А теперь, доктор, будьте добры посмотреть мой палец, или, лучше сказать, то место, где он когда-то был.

Он снял платок и протянул руку. Даже я, привычный к такого рода зрелищам, содрогнулся. На руке торчало только четыре пальца, а на месте большого было страшное красное вздутие. Палец был оторван или отрублен у самого основания.

He unwound the handkerchief and held out his hand.

— Боже мой! — воскликнул я. — Какая ужасная рана! Крови, наверное, вытекло предостаточно.

— Да. После удара я упал в обморок и, наверное, был без сознания очень долго. Очнувшись, я увидел, что кровь все еще идет, тогда я туго завязал платок вокруг запястья и закрутил узел щепкой.

— Превосходно! Из вас вышел бы хороший хирург.

— Да нет, просто я разбираюсь в том, что имеет отношение к гидравлике.

— Рана нанесена тяжелым и острым инструментом, — сказал я, осматривая руку.

— Похожим на нож мясника, — добавил он.

— Надеюсь, случайно?

— Никоим образом.

— Неужели покушение?

— Вот именно.

— Не пугайте меня.

Я промыл и обработал рану, а затем укутал руку ватой и перевязал пропитанными корболкой бинтами. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и ни разу не поморщился, хотя время от времени закусывал губы.

— Ну, как? — закончив, спросил я.

— Превосходно! После вашего коньяка и перевязки я словно заново родился. Я очень ослабел, ведь мне пришлось немало испытать.

— Может, лучше не говорить о случившемся? Вы будете волноваться.