Книга Заложница. Испытание - Вера Чиркова

– Селайвен, – ошеломленно вытаращилась на него Уатель, – но зачем?

– Подумай хорошенько и поймешь, – невежливо буркнул ее соплеменник и кристально-честным взглядом уставился на Хатгерна. – Это я последний раз… клянусь.

А через минуту рассматривал четкий отпечаток на своей ладони и насмешливо улыбался каким-то своим мыслям.

Странный свет вспыхнул за окном внезапно, пробившись сквозь легкие занавеси заревом ночного пожара, и все невольно бросились к окнам, желая рассмотреть происходящее.

– Полночь… – тихо пробормотал Селайвен, разглядев неяркое свечение, охватившее призрачным огнем всё окружающее их домик – кусты, деревья, траву и даже валуны. – Настало время дриад. В отличие от нас они ночные существа, и в этом наше главное различие, но не единственное. Дриады – повелители живых существ, а растения для них просто инструмент, хотя и важный, а мы создаем растения, живем в них и в них уходим. Кстати, типары уже ушли, и двери нужно запереть. На праздник дриад лучше смотреть из окна, вблизи он пьянит, как молодое вино, и так же коварен.

– Тук! – встревожился герцог и сразу успокоился, услышав уверенный ответ:

– Уже все запер. И окно на втором этаже, из которого минуту назад пытался вылезти твой недруг, – тоже. Ты ведь будешь расстраиваться, если он приползет к утру, разрисованный листиками и в исподнем из тины.

Хатгерн кисло поморщился – глупо спорить, он действительно переживал бы за проклятого Меркелоса, узнав, что тот сдуру нырнул в ночные приключения с полнолунницами и мавками. Хотя и удовольствие от вида жирноватого тела советника, разукрашенного болотной грязью и прикрытого лишь нашлепками из ряски, испытал бы неимоверное.

– Зато погулял бы с дриадами, – усмехнулся Ительс, – это незабываемое приключение.

– Приключение он бы получил, – с неожиданным превосходством сообщил домовой, – но дриад и близко не увидел. Каких-нибудь полнолунниц или лесовичек в лучшем случае. И еще не одну ночь потом не давал бы никому спать дикими криками – после таких развлечений людям обычно снятся жуткие кошмары.

– Интересно, – с любопытством уставился на Тука эльф, – а откуда у тебя такие точные сведения? Ведь домовые живут только с людьми и никогда не встречаются с дриадскими помощниками.

– У нас свои способы… – туманно пояснил Тук и уставился на Харна. – Так, может, зря я его не выпустил?

– Иногда таким, как он, полезна небольшая встряска, – с сожалением вздохнув, высказала заветные мысли напарника Таэль и тут же успокоила встрепенувшегося домового: – Но ты поступил очень правильно, Тук. Харн действительно волновался бы всю ночь, и мы все вместе с ним. А откуда лучше всего посмотреть на дриадский праздник?

– Из окон верхнего этажа, – мгновенно расплылся в довольной улыбке домовой, – весь склон как на ладони.

– Так чего же мы тут сидим? – сам у себя спросил Ительс и обнаружил, что все остальные уже толпятся у двери, стремясь как можно скорее оказаться на втором этаже.

Наверху оказалось, что видно изо всех окон примерно одинаково и значительно удобнее не стоять толпой в одной комнатке, а устроиться в разных. Таэльмина решительно распахнула дверь собственной спальни и попросила Тука поставить лежанку у окна. Домовой мгновенно исполнил ее пожелание, добавив от себя неизвестно откуда взятые подушки, бокалы с холодным игристым квасом и блюдо с маленькими пирожками, каких, герцог точно помнил, не было в корзинах, принесенных ими с эльфийского холма.

– Наконец-то можно отдохнуть спокойно, – нарочито ворчливо пробормотал Харн, устраиваясь рядом с напарницей, и потянулся к бокалу.

И тут же смолк, забыв в одно мгновение, о чем именно хотел сказать.

За окном творилось нечто невообразимое. В потоках серебристого света огромной, как фамильный праздничный герцогский поднос, луны все вокруг сияло и переливалось собственными красками, словно это были не обыкновенные кусты и сорняки, а изысканные украшения, созданные непревзойденным мастером. Все листики и травинки вдруг стали хрупкими и прозрачными, каждый обычный камень из сотен, усыпавших склон, превратился в драгоценный, и ни один цветок, неожиданно распустившийся в ночи, не повторял другой оттенком и замысловатой вычурностью лепестков. И этих эфемерных, невиданно прекрасных цветов с каждым мгновением становилось все больше, казалось, расцвести в эту ночь норовил каждый кустик и каждая веточка.

Но все это было всего лишь изысканной рамой, обрамляющей поистине дивных дочерей леса. Под мелодичный перезвон серебряных струн стайками невиданно огромных и невыразимо прекрасных бабочек кружили они в замысловатом танце вокруг буйно расцветающих при их приближении кустов и деревьев. Полупризрачные женские фигурки и какие-то мелкие, разнообразного вида и цвета крылатые существа то сходились в общем хороводе, плывущем над распустившимися цветами, то опускались почти к изумрудной поверхности протекавшего в ложбинке ручейка, то разлетались по сторонам, танцуя каждая собственный неповторимый танец. Иногда дриады взлетали над верхушками крон и, на мгновение присаживаясь на едва заметно качавшиеся под их почти невесомыми фигурками ветви, срывали молниеносно созревшие от этих прикосновений яркие плоды и весело перебрасывались ими, как фокусники шарами.

Несколько мужских фигур, казавшихся в зыбком сиянии лунного света выкованными из серебра, зачарованно бродили между кустов и время от времени протягивали к кронам деревьев руки, выкрикивая нежные имена своих подруг. Харну казались напрасными их попытки докричаться до возлюбленных, и он сердито сопел, припоминая, с каким восторгом и радостью типары выбирали подарки для этих легкомысленных прелестниц.

Но тут одна легко порхавшая фигурка вдруг застыла, застигнутая этим зовом, завертела головой, словно только сейчас проснулась, и, заметив махавшего ей мужчину, ринулась к нему, как бабочка на цветок. Упала в подставленные руки, замерла, рассматривая освещенное лунным сиянием лицо, будто бы не веря самой себе, затем залилась звонким, счастливым смехом и, схватив возлюбленного за руку, увлекла в напоенную блеском и ароматами высоту. И он взлетел так легко, словно стал волшебным мотыльком, а его невзрачная одежда вдруг изменилась, превращаясь в такую же призрачно-нарядную и сверкающую, как развевающееся платье дриады.

А в следующий миг заметила своего друга еще одна танцующая в воздухе прелестница, потом еще и еще… И через несколько минут все бывшие типары прекрасными принцами летели в нечеловечески изящном, завораживающем танце, все удаляясь и удаляясь от одиноко стоявшего на склоне домика.

– Вот теперь мне понятно… – тихо всхлипнула прислонившаяся к плечу напарника тень, и он одной рукой обнял ее за плечи, крепче прижимая к себе, а другой осторожно отер влажные дорожки, блестевшие в свете луны на щеках девушки. – Понятно, почему они готовы на любые трудности.

– Мне тоже, – нежно коснувшись губами солоноватой кожи, согласился Хатгерн и огорченно вздохнул. – Непонятно другое – как дриады могут быть с ними такими бессердечными? Ведь, как я понял, у них есть общие дети. Ну разве станут они уважать отцов, видя такое унижение?