Книга Убийство в кибуце - Батья Гур

Оказалось, что и жена Боаза Това тоже лгала, когда говорила, что готова убить Оснат. Ощущение стыда, которое она заставила Оснат пережить во время скандала в столовой, было для нее вполне достаточно. «Если бы я отравила всех, на кого Боаз положил глаз, — сказала она, — то в кибуце в живых не осталось бы ни одной женщины». Михаэль потом не без удовольствия пересказывал другим эту фразу.

Среди тысяч слов, которые Михаэлю пришлось услышать за последние три дня, он порой с удивлением замечал, как тиха и спокойна жизнь в кибуце. Ему казался совершенным абсурдом покой, который излучали ухоженные дорожки и аккуратные лужайки, игровые площадки для детей и площадь перед зданием столовой, а также тишина на кладбище со специальным участком для тех, кто погиб в боевых действиях. Тишина и покой были такие, что ему порой казалось: да никакого убийства и быть не могло! — особенно когда ночью или во время послеполуденного зноя пустели дорожки кибуца.

По ночам он пробирался в домик Авигайль. Он любил смотреть, как она помешивала кофе в турке, и ему казалось, что этому она научилась в кибуце. Он любовался ее стройной фигурой, ее волосами, которые струились при каждом движении, ее маленькими ладошками. Она была одета в черный японский халатик с крохотными пуговками, застегивающимися до самой шеи, и широкими рукавами, собранными на запястьях. Уютно шумел кондиционер, а песни сверчков на улице не проникали через закрытое окно. Ему вдруг захотелось прикоснуться к ее щеке, посмотреть на ее руки, прятавшиеся в широком рукаве, но, не ощутив встречного знака, он почувствовал к ней странную нежность и желание защищать ее хрупкую фигурку. Он вытянул ногу, взял поудобнее чашку кофе и стал выжидающе смотреть на то, как она помешивала чай. Она тоже не торопилась и выжидала.

— У тебя что-нибудь есть для меня? — наконец спросил он.

— И да, и нет, — ответила Авигайль. — Ты и сам, наверное, увидел, все в кибуце потрясены произошедшим. Но конкретного я ничего не заметила, если не считать того, что я тебе уже рассказала про Гуту и Фаню.

— Тогда расскажи поподробнее, что ты здесь вообще видишь, — попросил Михаэль. Она взяла два мелко исписанных листочка. Он протянул к ним руку.

— Думаю, тебе этого не стоит читать — вряд ли разберешь, я это писала для себя, — сказала Авигайль. — В целом об этом деле все предпочитают помалкивать, где бы я ни была и с кем бы ни говорила.

— Все? — недоверчиво спросил Михаэль.

— Никто не говорит ничего конкретного. Любят говорить «в данной ситуации», как, например, эта девушка, — и она заглянула в свой листок, — Ронит ее зовут. Она пришла в лазарет и попросила снотворного, жалуясь на то, что не может заснуть «в данной ситуации». Я дала ей валиум. Она пришла уже под вечер, бледная и с кругами под газами. После нее пришел Цвика, он успел уже и ко мне домой заглянуть — рассказывал о проекте, который он организует для детей. Мне он показался несколько странным.

— Почему?

— Говорил с придыханием, весь такой энергичный, даже слишком. Он тоже сказал «в данной ситуации». Но конкретного — ничего. Только заметила, что он слишком увлекся организацией детской игры по поиску «сокровищ». Между прочим, вчера вечером приезжал парень из Ашкелона, с собакой. Все перерыл, но паратиона не нашел.

— Я эту мысль уже оставил, — сказал Михаэль.

— Если не считать преступления, здесь такая тишина, — мечтательно произнесла Авигайль, не переставая мешать чай. — Могу сказать, что здесь многие смотрят по ночам кабельное телевидение, и есть такая Матильда, которая вообще рта не закрывает. Я слышала ее разговоры, когда она приходила за таблетками, которые принимает постоянно. Это персонаж, должна я сказать.

— Я знаю, она работает в продуктовом магазинчике.

— Она говорила о какой-то женщине, которая допоздна смотрит телевизор. А у Моше, по-моему, кровоточащая язва желудка, и его пора отправлять на обследование в больницу, пока чего-нибудь с ним не случилось. Как бы там ни было, но здесь все вещи взаимосвязаны. То, что история попала в газеты, нам только вредит. Сегодня уже отваживали журналистов. Хорошо, что мне удалось приехать до всей этой шумихи.

— Мы сказали Моше, отчего умер его отец, и он перенес эту новость очень плохо. Мы также сказали ему, что сейчас нельзя утверждать, было ли это убийство или несчастный случай. Но это его не успокоило.

— Кое-кто здесь словно бы впал в кому. Ни с кем не разговаривает. Но есть и другие, как, например, жена этого, казначея…

— Жена Джоджо, — пояснил Михаэль.

— …для кого словно праздник наступил — говорят без умолку. Я видел ее в столовой, она болтала за столом позади меня. Одна женщина закричала, что «убил кто-то не из наших». Дальше эта компания стала обсуждать Янкеле и его мать Гуту, которая должна неотлучно находиться на молочной ферме.

— Авигайль, — с особым выражением произнес Михаэль, — его мать не Гута, а Фаня из пошивочного цеха, о которой я тебе уже говорил.

— Она больная, — произнесла Авигайль, — эта Гута. Они обе ужасны, но и страдают тоже. — Она вытерла губы тыльной стороной ладони. — Вряд ли мои наблюдения приблизят нас к разгадке, но написать статью о кибуце, пребывающем в состоянии шока, я уже могу. Хочу сказать, что страх — дело заразительное и тревожное. Но дело не только в этом… — Здесь она замолчала, и они оба напряглись от звука шагов и сминаемых сухих листьев, после чего раздался стук в дверь.

Авигайль задержала дыхание и посмотрела на замок. Михаэль осторожно встал и вышел в соседнюю комнату, притворив за собой дверь. Авигайль неуверенным голосом произнесла: «Минуточку!» — и, не спрашивая, кто пришел, открыла входную дверь.

Михаэль присел на двуспальную кровать и посмотрел на открытый платяной шкаф. В нем висел целый ряд белых рубашек, под которыми аккуратно были сложены джинсы. На прикроватной тумбочке лежало несколько книг. Михаэль старался узнать по голосу, кто пришел. Он четко слышал голос Авигайль, который слегка дрожал от волнения. Ему пришлось встать и приложить ухо к двери. Голос принадлежал мужчине, которого он не знал. До него донесся обрывок фразы «…не боишься в такое время одна», на что Авигайль, не скрывая злости, сказала: «Эта ситуация меня совершенно не волнует, а вот вам в такое время нужно быть дома с женой. Насколько я помню, вы женаты. Не кажется ли вам, что это уже слишком — появляться в моем доме в два часа ночи под таким смехотворным предлогом? Может, таблетка аспирина подождет до утра? И наверное у вас есть кто-нибудь поближе, кого можно будить посреди ночи из-за такого пустяка?» Снова раздалась невнятная мужская речь, на которую Авигайль резко ответила: «Я сама решаю, кому и что говорить. Не стоит ко мне больше приходить без приглашения, даже если вы увидите свет в моих окнах». После этого он услышал, как закрылась дверь и два раза в замке повернулся ключ. В дверях спальни появилась Авигайль:

— Он ушел.

— Кто это был? — спросил Михаэль.

— Не важно. В нем тоже чувствуется испуг. Его зовут… Забыла я, как его зовут, но он сегодня разговаривал со мной в столовой. Мне кажется, его зовут Боаз, и он — сын Матильды. Думаю, он возомнил себя местным донжуаном. Нет, он сын не Матильды, а Йохевед. Помнится, он пытался соблазнить Оснат, а его жена устроила по этому поводу скандал в столовой…