Книга В краю солнца - Тони Парсонс

— На пляж Най — Янг придет цивилизация. Я нанесу его на карту мира. Пхукет — по–прежнему самая богатая провинция Таиланда, а северные пляжи острова — наименее освоенные. На всей этой красоте можно неплохо заработать.

Я потрогал отработанное масло кончиками пальцев. Оно было все еще горячим.

— В Пхукетской тюрьме один человек сказал мне, что в конце концов вы станете владельцем бара. Я ему тогда не поверил.

— Что за человек? Майлз? Этот шпион–алкоголик? Вы в курсе, что он живет на пляже Сурин вместе с любовником? Пока работал в Бангкоке, лапал там всех геев и катоев подряд, вот его оттуда и поперли. Британцам просто надоело за него краснеть. По–тайски он, правда, болтает бойко, в этом старому педику не откажешь. Видите, Том, вы знаете далеко не все. Чтобы стать в Таиланде своим, мало нацепить на себя рыбацкие штаны.

— Но он оказался прав, — заметил я. — Столько громких речей, а в итоге вы строите бар на пляже.

— Это только начало! Способ срубить денег, чтобы снова встать на ноги. Вам разве не хочется обеспечить будущее для себя и для семьи?

— Мне хочется одного — не иметь больше проблем с полицией, — ответил я. — И вообще, у меня уже есть работа.

Фэррен кивнул и покосился на заднюю стену сарая. Там стояли две канистры на двадцать литров — одна с бензином, другая с маслом, — а между ними размещались приспособления для ухода за мотоциклом: манометр, измерительный щуп, отвертки и гаечные ключи. Рядом лежали строительные инструменты, которые отдал мне господин Ботен: старый, заляпанный краской уровень, ржавые пилы, древние молотки и стамески. А на самом почетном месте, на верстаке, в алюминиевом футляре, хранился новенький набор из ста двадцати семи предметов — подарок от Тесс на Рождество. Шлицевая отвертка, крестообразная отвертка, длинногубцы, кусачки, универсальные пассатижи… Я специально держал крышку открытой: по–моему, аккуратные ряды блестящих инструментов выглядели очень красиво.

Фэррен усмехнулся и кивнул на футляр:

— А это что?

— Мои инструменты.

Фэррен рассмеялся и бросил на меня быстрый многозначительный взгляд, как будто между нами существовало какое–то тайное взаимопонимание.

— Ваши инструменты… — с улыбкой повторил он таким тоном, словно я сказал что–то нелепое.

Потом на пороге появилась Тесс с водяным пистолетом в руке.

— Уходите отсюда, — сказала она.

— Сук сан ван Сонгкран, — ответил Фэррен. — Счастливого Нового года.

— Просто держитесь от нас подальше, — отрезала Тесс.

Он ушел, по–прежнему улыбаясь.

Я потянулся к жене, но она отступила назад, качая головой, и я не смог до нее дотронуться. Снаружи доносился детский смех.

— Ты приносишь нашей семье столько неприятностей! — сказала она, и я вспыхнул от стыда. — Я знаю, что ты не специально, но это правда.

Господин Питер из «Питер сьют интернэшнл» стоял на пороге своего ателье и глядел по сторонам. У него за спиной висели на манекенах наполовину готовые деловые костюмы ручной работы и, казалось, мечтали о какой–то другой жизни в какой–то другой, северной стране.

Я остановил мотоцикл, и портной шагнул мне навстречу, сияя белозубой улыбкой на гладком молодом лице. Как и многие заведения на пляже, ателье господина Питера было ярко освещено, однако не отбрасывало света дальше собственного порога. Стоило отойти от него на один шаг, и ты оказывался в естественной темноте Най — Янга, которую рассеивало только сияние луны и Млечного пути.

— Теперь сюда приезжает много людей, — сказал господин Питер.

— Да, много, — отозвался я, перекрикивая утробное рычание моторов.

Движение на пляжной дороге стало другим. Не просто более оживленным, а именно другим. Раньше, до цунами, когда на песке стоял только ряд рыбных ресторанчиков, по ней далеко за полночь тянулась процессия маленьких мотоциклов и скутеров. Теперь же мотоциклы сделались больше, а лица ездоков — бледнее. Доезжая до одного конца дороги, они разворачивались и ехали обратно, словно что–то искали.

— Теперь появится много новых возможностей, — добавил господин Питер.

— Будем надеяться, — улыбнулся я.

Индиец весело потер руки, хотя ателье у него за спиной пустовало. Эксклюзивные костюмы были никому не нужны.

Я поехал дальше. На стене массажного салона, где женщины стояли перед клиентами на коленях и мяли им стопы большими пальцами, сидела ящерица, отбрасывая огромную тень. Раньше массажистки поздоровались бы со мной и угостили имбирным напитком, который потягивали целый день, но сейчас они были слишком заняты и меня даже не заметили.

Музыка тоже стала другой. Разные песни больше не сливались в причудливую смесь из тайской попсы, сентиментальных баллад и знаменитых западных хитов. Все заглушала музыка, гремящая из большого бара, который был еще не достроен, но уже открыт для посетителей.

На пляже стояла длинная прямая стойка под навесом, а на дороге, перед дверью в несуществующей стене, выстроились в ряд мотоциклы. Над дверью висела вывеска с надписью, сделанной моей рукой: «Длинный бар». Это была вывеска нашей палатки, где Тесс продавала воду. Должно быть, кто–то нашел ее на пляже.

Ведущий говорил в микрофон, зрители смеялись. В баре происходила какая–то коронация: одна девушка в бикини стояла на пластмассовом стуле, еще две — по бокам от нее. Все трое гордо и смущенно улыбались.

— Мисс Сонгкран! — объявил голос ведущего.

Раздались веселые крики и смех.

Я поехал дальше. На этом участке дороги, между чередой развлекательных заведений на одном конце пляжа и цепочкой ресторанов на другом, не было ничего, кроме звездного и лунного сияния. Это прекрасное сияние омывало все вокруг, преображая и благословляя. Высокие казуарины стояли, ярко озаренные лунным светом, и тот же серебристо–белый свет заливал неровную дорогу, расцвечивал бликами черную поверхность Андаманского моря и освещал мертвую собаку, лежащую посреди дороги.

Ее сбил мотоцикл. Еще несколько мотоциклов проехалось сверху — прежде или после того, как она умерла. Я вспомнил собак, погибших во время наводнения, вспомнил, как бережно и почтительно обращались с ними тайцы, и почувствовал, что не могу бросить ее посреди дороги. Я остановил «Роял Энфилд», и только когда наклонился над мертвой собакой, понял, что это Мистер.

Я отшатнулся и едва не вскрикнул, потом сел на обочину и уставился на него, удивляясь, как мог не узнать нашего питомца раньше. Вдалеке раздался рев несущихся на большой скорости мотоциклов. Я вышел на дорогу и поднял на руки невесомый комочек шерсти, переломанных костей и грязи.

— Эх, Мистер, Мистер… — сказал я вслух. — Что за дурацкое имя для собаки?

Я сел на мотоцикл, осторожно придерживая мертвого песика одной рукой, и медленно поехал к дому, чтобы передать его тело сыну и дочери.