Книга Оружие Аполлона - Алексей Корепанов

Сколько там всего было кнопок, Габлер разглядеть не мог – их закрывал собой местный то ли пол, то ли твинсер. Кабина остановилась, когда на табло появилась цифра «8».

– Гости выходят первыми, – предупредил иеромонах, и теперь в слове «гости» Крису померещилась ирония.

Он мысленно выругался и вслед за Низой вышел на точно такую же, как и на первом уровне, площадку.

– Стоим, ждем, – вновь распорядился Василий.

– Глубоко же вы закопались, – продолжил разыгрывать роль геолога Крис. – Небось, какие-то особо опасные эксперименты?

Иеромонах покосился на него и медленно изрек:

– И я увидел звезду, падшую с неба на землю, и дан был ей ключ от кладезя бездны.

Габлер неопределенно хмыкнул. Наверное это тоже была какая-то цитата. А с учетом того, что Братство вроде намеревалось распространить на всю Виа Лактеа учение Иисуса Христа, иеромонах Василий цитировал Библию.

– Она отворила кладезь бездны, – вдруг сказала беллизонка, – и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя…

Иеромонах удивленно и восторженно взглянул на нее:

– Госпожа знает Откровение Иоанна Богослова? Прекрасно! Ты меня просто порадовала!

Открылись двери второго лифта, и на площадку вышли трое парней с нэпами и экспедиционным излучателем – Лев, Никифор и Михаил.

– Прошу за мной господа, – повел рукой иеромонах и направился к выходу с лифтовой площадки.

Четверо поисковиков и пятеро «братьев» зашагали следом за ним, и Крис на ходу шепнул девушке:

– Молодец!

Хотя слова местного командира еще раз подтверждали: «геологоразведчикам» не стоит рассчитывать на продолжение изысканий.

– Как раналлакс? – еще тише произнес Габлер, намеренно не употребляя слово «копье».

Вместо ответа Низа показала пальцем в пол.

Они повернули еще четыре раза – Крис запоминал пройденный путь – и вышли в очередной безлюдный коридор. Коридор был короткий и упирался в дверь. Вполне обычную двустворчатую дверь с одной ручкой. Иеромонах не успел дойти до нее, когда в его одеждах запищало, словно Василий таскал с собой какого-то мелкого зверька. Командир приостановился, извлек из-под балахона черную же, вполне узнаваемую коробочку коммуникатора и поднес к уху. Подержал и негромко произнес:

– Уже подходим, патриарх.

Открыл дверь и шагнул за порог.

За дверью была просторная комната, похожая на комнату обычного учреждения любой из планет Ромы Юниона. Столы, стенные шкафы, стулья… На стульях сидели два парня в черных балахонах, держа на коленях излучатели. Увидев вошедших, они вскочили на ноги, но оружие опустили стволом в пол. Напротив входа была еще одна дверь, такая же двустворчатая, серая, и на фоне этой серости всеми красками играла картина над притолокой. Там, на фоне темных гор и светлой зелени, были изображены три креста с распятыми мужчинами. Под крестами стояли и сидели люди в разного цвета одеждах, похожих на балахоны «братьев». На двоих распятых по бокам мужчинах были только белые набедренные повязки. Тот же, что в центре, с золотистым, с темной каемкой, нимбом, был одет в лиловый, почти до щиколоток, плащ без рукавов с двумя продольными желтыми расширяющимися полосами от груди донизу. Возле него, подняв голову и отклонив туловище назад, стоял черноволосый человек с короткой бородкой, в красной одежде типа туники, доходящей до середины бедер. На поясе его виднелся эфес и часть клинка меча. В руках мужчина сжимал копье, и копье это упиралось в ребра распятого, возле подмышки.

– Прободение тела Христова копьем сотника Лонгина, – сказал иеромонах, перехватив взгляд Габлера. – Миниатюра из «Евангелия Рабулы», манускрипта шестого века от Рождества Христова. Копия, разумеется… Само «Евангелие», увы, не пережило земной Апокалипсис, сгинуло, как и многое другое… – Он шагнул к закрытой внутренней двери. – Подождите здесь. Никифор, забирай все рюкзаки и излучатель, и за мной!

Иеромонах и один из парней скрылись за дверью, однако Никифор почти сразу вышел, уже с пустыми руками. В ответ на вопросительный взгляд товарища мотнул головой на выход в коридор, и эта троица – Никифор, Лев и Михаил – молча удалилась. С искателями остались четверо вооруженных «братьев». Все стояли в полной тишине, и Габлер заметил, что Арамис с Кириллом не бездельничают, а внимательно осматривают помещение, что уже сделал и он сам. Это могло пригодиться. Особенно радовало то, что нигде на всем пути сюда не было видно ничего похожего на сторожевые посты. Правильно – чего бояться Хранителям на собственной базе?

Беллизонка же изучением помещения не занималась. Она с отрешенным видом рассматривала картину, изображавшую Копье Судьбы. Точнее, сцену распятия Христа.

Вскоре внутренняя дверь еще раз отворилась и в проеме возникла черная фигура иеромонаха Василия.

– Прошу вас, господа, – довольно громко и торжественно произнес он, словно какой-нибудь церемономастер… или как их там? – Патриарх Феодор и хартофилакс Мануил ждут вас!

Хартофилакс – это слово было покруче церемоно… и неизвестно что означало. И особого благозвучия найти в нем было трудно. Оно больше смахивало на какое-то ругательство: ну, все, мол, хартофилакс тебе пришел…

Габлер мысленно одернул себя и первым шагнул в дверь.

Эта комната настолько отличалась от предыдущей, что он сначала даже не обратил внимание на тех, кто в ней находился, и принялся разглядывать интерьер. Хотя, разумеется, тут же зафиксировал, кто где располагается – чисто автоматически, и на самом деле на этом не сосредоточиваясь.

Комната казалась большой… даже нет – очень большой, несмотря на то, что до противоположной от входа стены было метров восемь, и на зал она никак не тянула. Эта противоположная стена была сплошь завешена каким-то подобием тяжелой на вид розовой, со складками, материи, похожей на занавес старинного театра. Потолок тут был не сводчатым, как в коридорах, а ровным, более высоким, с тремя яркими трубками светильников. Невероятный простор комнате придавали две огромные живые картины справа и слева, каждая – во всю стену. Впрочем, только знание того, что комната находится глубоко под поверхностью планеты, позволяло определить, что это именно живые картины, а не вид, открывающийся за стеклянной стеной. Справа стоял хвойный лес – не тот, через который искатели шли к предгорью, а другой, нездешний. Огромные деревья были покрыты ослепительно белым снегом, их вершины едва заметно раскачивались на ветру, царапая бледно-синее небо в разводах перистых облаков. Солнца не было видно за деревьями, но его присутствие угадывалось, и на белой поляне лежали синеватые тени. Вот выскочил из-под растопыренных зеленых лап рыжий зверек с острой мордочкой и пушистым, с белым кончиком, хвостом – («Лиса?» – предположил Габлер), – потрусил через поляну, по брюшко проваливаясь в снег, оставляя на нем размазанные вмятины следов… Вот метнулась вдоль деревьев глазастая рябая птица с пучками перьев на голове, похожими на уши… Она смахивала на Сову из знакомой с детства арты о Винни-Пухе.