Книга Мишень для левши (сборник) - Игорь Джавадов

Мамай трагически поведал о том, как терапевт, увидев на термометре 37.2, сразу повеселела. Выслушав жалобу на ломоту в костях, она выписала кучу рецептов, но больничного листа не дала. Тогда он прямо спросил, почему его заставляют ходить на работу с температурой? Мухина возмущенно покрутила головой. «О чем вы говорите, разве это температура? Ведь вы преподаватель (не через два «д», надеюсь?). Где ваше рабочее место, за столом? Так я и думала. А с такой температурой за столом сидеть даже лучше. И не надо портить статистику заболеваний в отчетный период». Терапевт охотно рассказала приунывшему преподавателю, что в Японии, например, люди вообще не ходят к врачам. Лечение у них стоит очень дорого. Японцы лечатся самостоятельно травами и другими народными средствами. Это очень хорошая система. Всплеснув руками, Мухина кинулась к столу и тут же выписала вторую пачку рецептов. На отдельном листочке она подробно написала, какую травку в какое время суток надо заваривать. Догадавшись, что больничного листа ему не видать как своих ушей, Мамай открыто высказал все, что он думает о японской системе здравоохранения, и ушел, хлопнув дверью. Рецепты он тут же выкинул в урну, поскольку химии с детства не признает, а травы у него дома и без того полный шкаф, теща в деревне собирает в свободное от огорода время.

Откинувшись в кресле, я с удовольствием слушал рокот мамаевского баритона и украдкой поглядывал на серую папку, пытаясь разгадать таинственную надпись. Улучив момент, я в шутку спросил, а не был ли он действительно «того», и выразительно щелкнул пальцами. Обиженно засопев, Мамай заявил, что он человек принципиальный, поскольку уже давно живет по принципу «с утра не пить, к ночи не курить». А вообще-то он пришел по делу, но если «редактор занят», то может зайти в другой раз. Я извинился (мне действительно стало неловко за неудачную шутку) и спросил о деле. Мамаев сразу посерьезнел. Немного помявшись, он признался, что пришел просить за друга Сергея Саничева, поскольку то, что он написал, надо обязательно напечатать.

Развеселившись по известной причине, я сказал, что просить за Саничева не надо. Материал прочитан, одобрен и через месяц будет напечатан. Желая сделать ему приятное, я сказал, что мне самому понравилось, как Сергей забодал проект инерцоида. Мамай неожиданно нахмурился и сказал, что ни про какой проект пупыроида он ничего не знает. А знает только то, что Саничев написал про теорию Эйнштейна. При этом он хлопнул могучей ладонью по папке с надписью «Мерт. звезд.», от чего мой стол подпрыгнул на метр. Я собрал разлетевшиеся карандаши в стакан и попросил изложить суть дела. И тогда Мамаев рассказал мне следующее.

С Саничевым он сдружился на почве минералов. Сергей уже писал диплом по оптике и хорошо поднатаскался по оптическим кристаллам. Но дело не в этом. Саничев по своему характеру бунтарь-одиночка. Если ему дадут линованную бумагу, он обязательно начнет писать поперек. Еще на лекциях по теории поля Сергей самостоятельно добрался до теории гравитации. Кое-что он понял, и это «кое что» ему не понравилось.

– Ты понял, что они себе позволяют? – орал Мамай, разойдясь не на шутку. – На словах они согласны, что гравитацию не уничтожить. А сами заменяют ее инерцией. На основании принципа Эйнштейна.

Я осторожно заметил, что этот принцип можно считать почти справедливым, скажем, в малой области.

– В какой области? – завопил Мамай. – В Омской? Рогатую овцу тоже можно считать почти козой. Только молока от нее не жди. Ну, скажи, какой смысл в этом твоем принципе?

Я кисло возразил, что это не мой принцип, а Эйнштейна. Благодаря ему проблему физики можно перенести в геометрию, где решать проще. Кроме того, теорию гравитации Эйнштейна подтверждают астрономы. Я вообще не понимаю, зачем кричать в открытое окно. Другой теории у нас нет, а винный магазин раньше одиннадцати не откроется.

– А черные дыры? – вдруг подмигнул Мамаев.

– Что – черные дыры? – насторожился я.

– Из теории Эйнштейна следует, что все большие звезды превращаются в черные дыры. Вся звезда сжимается в точку. Бах – и точка! Сингулярность – красивое слово. Что, по-твоему, это такое? – промурлыкал Мамай.

Я пожал плечами. В теории Эйнштейна черной дырой называют точку пространства, которая имеет бесконечную плотность. В математике это называется «сингулярность». Из черной дыры не может вырваться даже свет. Подумав, я ответил, что черные дыры, мол, «ищут». И не надо брать меня за горло. Не я придумал этот принцип. И вообще, ваш пафос, гражданин Мамаев, мне, как юридическому лицу, беспочвенен. Другой теории все равно нет. Но как физическое лицо признаюсь, что к сингулярности у меня идиосинкразия с детства.

– Белов, – ласково сказал Мамай, выслушав меня до конца. – Ты знаешь, как я тебя уважаю?

– Знаю, – ответил я и на всякий случай отодвинулся.

– Так вот! – рявкнул он. – Я скажу тебе, как родному: ты темная и невежественная личность. Потому что не знаешь, что новая теория гравитации у нас уже есть.

Сделав доброе лицо, он протянул верхнюю конечность, как бы помогая вернуть на место мою как бы отпавшую челюсть.

– Только без рук, пожалуйста! – возмутился я, увернувшись от его волосатой лапы. – Ты хоть соображаешь, что говоришь? Теория Эйнштейна существует семьдесят лет. И вдруг появляется человек, только что переболевший гриппом, и заявляет: слезай, приехали! Кто же автор новой теории? Уж не твой ли друг Саничев? – кивнул я на папку с загадочной надписью «Мерт. звезд.»

– Нет, – серьезно сказал Мамаев. – Сергей написал книгу.

– Так он писатель? – удивился я. – А я думал, что он метролог.

– По совместительству, – пояснил Мамаев. – А смеешься ты зря. «Новости науки» ты давно брал в руки? Так я и знал. Эх, Белов, – лицемерно вздохнул он. – Рутина засосала тебя. Как юридическое лицо, ты был обязан прочитать статью Логинова.

– Какого Логинова? – спросил я, отмахнувшись от его причитаний. – Того самого? Не юродствуй, рассказывай толком.

Но Мамая уже понесло.

– Новая теория гравитации, – начал он вещать замогильным голосом. – Полная победа света над мраком. Черных дыр нет, есть только серые. Ибо доказано, что Вселенная наша устойчива, как гульден, и плоска, как доска. Это меня радует. Не люблю кривых зеркал.

– Нечего на зеркало пенять, – сказал я, сдвигая в сторону стакан с карандашами. – Подумаешь, открытие: дыры не черные, а серые. Ночью все дыры серы. Ты мне такой факт приведи, чтобы за душу взял и поверить заставил.

– Есть такой фактец, – подумав, ответил Мамай. – Из теории Логинова следует, что во Вселенной есть темная масса, которая в сорок раз превышает массу всего остального. Понимаешь, Белов: ты, я, он, она, вместе дружная страна, планеты, звезды, Млечный Путь, другие галактики ты не забудь, – все это составляет каких-то два процента от массы Вселенной. Все остальное – темная материя.

– Понятно, – кивнул я. – Это меняет дело. Зря ты выкинул рецепты от терапевта. Сейчас грипп с осложнениями ходит. Я читал заметку о больном, который говорил, что внутри земного шара имеется другой шар, который по размерам гораздо больше наружного. Вести из палаты номер шесть.