Книга Россия в огне Гражданской войны: подлинная история самой страшной братоубийственной войны - Армен Гаспарян

Ведь не один Уборевич такой плохой. Кого ни возьми – сразу же обнаружатся многочисленные, как говорили в советскую эпоху, факты и сигналы. Смотрим на Ивана Панфиловича Белова. Храбро воевал, помогал устанавливать советскую власть в Средней Азии. Но какими методами! Военком 1-й Туркестанской кавдивизии Винокуров докладывал по итогам его деятельности в Москву: «Положение сейчас крайне плачевное, теоретически мы здесь закрепляем Советскую власть, а практически рубим бедноту тысячами. Я теперь совершенно не представляю, какие нужны колоссальные труды, чтобы примирить с нами население».

Ничего особенного красный командир Белов не совершил. Так действовали все. Практика Гражданской войны иной не бывает. Подтверждается кем угодно и когда угодно в истории русской смуты.

Приглядимся к Ивану Федоровичу Федько. Прославленный красный командир? Не то слово! И на Северном Кавказе повоевал против Деникина, и в академии Генерального штаба РККА поучился, и в разгроме Врангеля поучаствовал. Трижды был награжден орденом Красного Знамени. Чем не пример для подражания? Только вот был в его карьере один незначительный эпизод. Пустяк, о котором и вспоминать-то не стоит. Но озвучу этот самый факт. Называется он «подавление Тамбовского восстания». За умелое руководство 187-й стрелковой бригадой Федько был награжден четвертым орденом Красного Знамени. Как действовали на том фронте красные командиры, вы уже знаете. И чтобы выделиться даже на их фоне – это нужно было уметь.

Не менее яркой с этой точки зрения была карьера Михаила Великанова. После разгрома колчаковских войск он действовал на Кавказе. В частности, подавлял Гянджинский мятеж в Азербайджане. Действовал по-большевистски решительно, не проявляя волокиты и не терзаясь сомнениями. На практике за этой лукавой советской формулировкой скрывались привычные методы. Казнь нескольких сотен офицеров и строжайший приказ населению немедленно сдать все оружие. За ослушание – расстрел на месте. Без суда и следствия. Таковы законы революционного времени.

Вот это первые красные командиры умели делать. Со всем остальным периодически возникали значительные сложности. Это и понятно – военного образования не хватало. Не случайно член Реввоенсовета республики Вацетис тогда же заметил, что он не выдвигал бы наверх тех, кто не имеет хотя бы трехлетнего опыта командования полком. Замечание справедливое, но, увы, невыполнимое в условиях первых лет советской власти. Большинство воспетых агитаторами комиссаров в пыльных шлемах сразу стартовали с очень неслабых должностей в молодой Рабоче-крестьянской красной армии. И попытка поставить их на места, соответствующие их интеллектуальным возможностям, закономерно закончилась сначала глухим недовольством, потом отдельными публичными заявлениями и закономерно привела многих к участию в деле Тухачевского.

Ровно то же самое происходило, кстати, и в ВЧК. Возьмем для примера такого видного чекиста, как Георгий Атарбеков. Организатор и активный участник «пятигорской резни», он лично изрубил кинжалом генерала Рузского. Поступком этим Атарбеков чрезвычайно гордился. Он получил повышение и стал членом Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта. Неплохо для 27-летнего человека, который никогда не служил в армии. Он действовал решительно и бескомпромиссно, но не совсем так, как многие сейчас подумали. Его пришлось снять с должности по требованию ударной коммунистической роты с формулировкой «за грубое попрание прав человека». Не знаю, что нужно было сделать, чтобы в эпоху красного террора быть обвиненным в жестокости. Это как быть изгнанным из палачей за свирепый нрав. Такой вот был боец за счастье всего человечества.

Или посмотрим на легендарного деятеля чрезвычайной комиссии Глеба Бокия. Нынче и он – жертва политических репрессий, реабилитированный советской властью. На него сегодня уже не призывают равняться даже самые упертые левые публицисты. Понимают, что не все ладно в биографии этого одного из первых чекистов. Но детали не уточняют. А мы поинтересуемся подробностями. Одной будет вполне достаточно. В разговоре со своей знакомой писательницей Алтаевой он честно признался: «Я присутствую при расстрелах для того, чтобы работающие рука об руку со мною не смогли бы говорить обо мне, что я, подписывающий приговоры, уклоняюсь от присутствия при их исполнении, поручая дело другим, и затыкаю ватой уши, чтобы не расстраивать нервы».

В дальнейшем Бокий оставался верен себе. При девятом отделе Главного управления Государственной безопасности НКВД СССР он создал лабораторию по разработке ядов и препаратов для влияния на сознание арестованных или устранения неугодных. Работал старательно, с подлинным большевистским энтузиазмом, пока его самого не прислонили к стенке. Во времена Сталина демонстрировалось исключительное презрение к былым заслугам.

Тем же маршрутом последовал в дальнейшем и Григорий Мороз. О нем нынче вообще не вспоминают – непопулярный деятель времен революции. А между тем он возглавлял следственный отдел ВЧК, находился на острие борьбы за торжество диктатуры пролетариата. Образование он имел низшее, но когда и кому это мешало в эпоху террора? Советская власть по достоинству оценила его работу. Орден Красного Знамени украшал его могучую грудь. Только вот в новые реалии Мороз категорически не вписался. Его пассионарность, пусть и сугубо отрицательная, годилась только для эры массовых кровопролитий. К какой-либо созидательной деятельности подобные люди тягу не испытывают.

Это, кстати, не моя оценка деятельности подобных типов. Ровно в то самое время нарком внутренних дел Петровский категорически потребовал устранения произвола в деятельности ВЧК – организации, «напичканной преступниками, садистами и разложившимися элементами люмпен-пролетариата». Таким образом, среди первых большевиков было четкое понимание того, что в партии и в карающих органах далеко не все являются образцами кристальной чистоты.

Именно на этом сегодня активно играют многочисленные современные срыватели покровов с советского прошлого. Наиболее рьяные выстраивают простейшую смысловую конструкцию: первые большевики (чекисты, комиссары… – нужное вписать) были такими злобными душегубами, поскольку русских среди них не наблюдалось. И крушили они не свою страну, и убивали не своих соотечественников. В той или иной степени данная модель гуляет по неокрепшим умам уже без малого сто лет. За все это время рассуждающие про национальный состав большевиков не удосужились его изучить. Даже не детально – хотя бы просто бегло проглядеть длинные списки имен. Что же, сделаю это за них.

Начнем с Реввоенсовета республики. Имеются в наличии три председателя: Троцкий, Фрунзе и Ворошилов. С точки зрения теории «все большевики были инородцами» (под этим, разумеется, подразумеваются исключительно евреи) можно предъявить претензии Троцкому и Фрунзе. Но и то, пока не начнешь изучать их биографии. Потому что сразу выяснится: в детстве будущий «демон революции» разговаривал исключительно на русском и украинском, идиша не знал. Фрунзе по происхождению был молдаванином.

Спустимся на уровень ниже. Заместители председателя реввоенсовета. Конечно, тут имеются Склянский, Уншлихт и Гамарник. Но чтобы картина была более целостной и внушающей, срыватели покровов добавляют к ним Каменева. Тут мы сталкиваемся с фальсификацией. Дело в том, что это не Лев Борисович Розенфельд, как многие привыкли считать, а Сергей Сергеевич. Выпускник Николаевской академии Генерального штаба, один из участников разгрома Деникина.