Книга ВЧК в ленинской России. 1917–1922: В зареве революции - Игорь Симбирцев

То же и в армии, что было особенно опасно, мятежи разного калибра вспыхивали уже с начала 1920 года, солдатско-матросские выступления в Верном или в Кронштадте стали только самыми громкими в этой череде, вынудившей все же власть большевиков маневрировать и временно отступить от своей сверхидейной позиции к компромиссному НЭПу. В Кронштадте вообще восстала элита и главная опора советской власти к октябрю 1917 года – «гордость и краса революции» в лице матросов самого экстремистски-революционного Балтийского флота. Именно они поубивали в октябре 1917 года своих флотских офицеров, они шли в Петроград устанавливать ленинскую власть, они массово шли в Гражданскую на фронт и давили другие антибольшевистские восстания. Но политика военного коммунизма и печальные вести из сел, откуда были призваны на флот многие балтийцы, привели и их к восстанию. И 1 марта 1921 года гарнизон Кронштадта восстал против власти Ленина под теми же броскими лозунгами «За Советы без коммунистов», «Против бюрократии и комиссарократии», «За возвращение к революционным ценностям» и так далее.

Большевистские историки напрасно пытались замазать эту метаморфозу в матросской массе на Балтике, утверждая, что настоящие революционные «буревестники» были убиты на фронтах Гражданской войны, а мятеж 1921 года организовали «несознательные» новобранцы, мобилизованные большей частью с Украины, многие из которых будто бы были развращены службой у Махно или разных гайдамаков. В пример обычно приводили персону главного руководителя восстания в Кронштадте и председателя «Временно-революционного комитета» (ВРК) повстанцев Степана Петриченко, действительно незадолго до того пришедшего на флот из украинских селян. Но это в целом просто лукавые увертки: и в основной взбунтовавшейся массе кронштадтцев было множество старых ветеранов революции, и в ВРК более половины составляли такие заслуженные «буревестники» со стажем с 1917 года. Просто матросы и тогда были во многом экстремистской и не слишком идейной силой, целиком подчинявшейся директивам Ленина и его большевистского ЦК, многие и в революции больше проявляли свой анархизм и полубандитскую удаль. А военный коммунизм и жесткая политика Ленина взялась согнуть им шею под ярмо нового закона – уже большевистского, вот Кронштадт и полыхнул восстанием за прежние вольности и «попранные идеалы революции».

Зря коммунистическая история напирала и на то, что матросов толкнули к восстанию заговорщики из эсеров, анархистов и меньшевиков. Их влияние на массу восставших в Кронштадте было минимальным, хотя кто-то из матросов в ВРК и объявлял себя идейным анархистом, и даже установить за две недели восстания связи с мятежным Кронштадтом эти находящиеся уже в полуподполье партии не успели. Не были правдой и утверждения большевиков о связи повстанческого ВРК с белыми эмигрантами, якобы собиравшимися десантироваться на помощь мятежному Кронштадту, но не успевшими этого сделать из-за решительного подавления восстания. На самом деле для эмиграции этот мятеж вообще оказался неожиданностью, они только начали обсуждать свое к нему отношение и возможность помощи, как Кронштадтский мятеж уже прихлопнули. Находившейся тогда уже в турецком изгнании белой армии Врангеля для броска вокруг Европы, для теоретически возможного десанта на Балтике потребовались бы многие месяцы. К тому же это было невозможно в политическом плане: белые врангелевцы и стенавшие по возврату к крутой революции кронштадтские матросы были в идейном плане антиподами и вместе в одном окопе оказаться просто не могли. Указания коммунистических историков на то, что к матросскому мятежу в Кронштадте сразу примкнули служившие там военспецы из царских офицеров во главе с командиром кронштадтской артиллерии бывшим генералом Козловским, тоже ничего особо не проясняют в логике этого антисоветского мятежа. Хотя бы потому, что Козловский и другие бывшие офицеры в ВРК не входили и восставшими не командовали, будучи для основной массы матросов той же подозрительной «контрой». Восставшие подчинялись только избранному ими же в прежних революционных традициях ВРК, проигнорировав мудрые в военном плане предложения генерала Козловского: заранее расстрелять лед для предотвращения штурма по нему красных частей, освободить от ледяного плена хотя бы пару кораблей для маневра, высадить десант на берег и попытаться взбунтовать гарнизон матросов хотя бы на базе в Ораниенбауме и так далее. Сбежавший после разгрома восстания по льду в Финляндию Козловский в эмиграции от основных «кронштадтцев» из ВРК Петриченко отвернулся за пренебрежение его военными советами.

Были в числе претензий кронштадтских матросов к «забюрократившейся» власти Ленина и действия ЧК, которая только что в феврале прошлась по Петрограду новой гребенкой арестов и расстрелов при подавлении забастовок на заводах и в поисках контрреволюционного подполья. Мятежные матросы уже решили в первый день восстания арестовать находившихся в крепости чекистов, как это сделали мятежники и в гарнизоне Верного за год до них, но чекисты по приказу коменданта Кронштадта большевика Новикова тайно бежали на материк в укрепленный форт «Красная горка». Сам Новиков тоже сбежал в этот день из восставшего Кронштадта, за ним гнались матросы, но он ускакал от них по льду верхом на коне. Прибывший в тот день для разговора с уже волновавшимися кронштадтцами председатель советского ВЦИК Калинин пытался вразумить их большевистскими лозунгами, но толпа кричала ему: «Брось, Калиныч, тебе-то тепло, ты столько у них должностей занимаешь! Убирайся, старик, к своей жене!» Вышедшего на трибуну с Калининым красного комиссара Балтийского флота Кузьмина тоже прогнали с криками: «А ты забыл, как на Северном флоте матросов через каждого десятого расстреливал?!» Это Кузьмину напомнили о его руководстве Северным флотом в активную фазу Гражданской войны, где он отметился не только жестокостью к врагам, но и укреплением дисциплины в красных рядах через расстрелы. Кузьмин вспылил и бросил: «Изменников нашему делу расстреливали и будем расстреливать впредь!» Собственно с этого момента и началось восстание.

После решающего и удачного штурма крепости 18 марта 1921 года те из повстанцев, кто не погиб в бою и не сумел уйти по льду в Финляндию, оказались в руках чекистов, причем несколько сотен из них в показательном порядке без суда расстреляны прямо на льду Финского залива. И еще многие позднее казнены по упрощенному приговору «троек», а более тысячи отправлены заключенными на Соловки.

ЧК за линией фронта

Завершая разговор о деятельности ЧК в годы Гражданской войны, нельзя не упомянуть, что далеко не вся она состояла только из приведения в действие политики красного террора. Действительно, были и настоящие заговоры противников советской власти, раскрытые в тылу, и перехваченные там курьеры белых разведок, и борьба со спекулянтами, и даже пресловутая и так обыгранная советской пропагандистской кампанией борьба ЧК с беспризорностью имела место. Часть сотрудников ЧК действительно проявила личное мужество на фронте или при заброске за линию фронта в тыл к белым войскам.

Был засланный прямо в штаб деникинской армии чекистский разведчик Макаров, поставлявший в ЧК самые свежие планы белого командования и ставший прототипом героя советского кинофильма «Адъютант его превосходительства». Был бывший сотрудник военной разведки царского Генштаба в Японии Алексей Луцкий, служивший после 1917 года в Иркутской ЧК и командовавший затем разведкой у сибирских партизан, которого японцы и белые казаки атамана Семенова в 1920 году вместе с партизанскими вожаками Лазо и Сибирцевым казнили в паровозной топке на станции Муравьево. Похожим был конец и у молодого девятнадцатилетнего сотрудника ЧК Николая Микулина, внедренного в штаб белой армии Юденича и после разоблачения также брошенного белыми в паровозную топку в 1919 году.