Книга Дао знания. Единство науки и магии. Обучение Силой - Владимир Дюков

Помывшись под душем (нормальным душем, с нормальным мылом!), я должен был сохранять эту «девственную» чистоту, не прикасаясь ни к чему – ни к «грязным» стенам, ни даже к ставшему для меня «грязным» водопроводному крану.

Одежда, надеваемая после принятия душа, должна была быть идеально чистой, только что выстиранной, лежащей на чистом месте. Как хирург перед операцией, я сохранял свою стерильность. И эта навязчивость в который раз заставила меня осознавать любое свое касание, любое движение, касаться всего мягко и все контролировать. Это тот тотальный контроль, которым обладают йоги, истинные ниндзя.

И, следя за ощущениями своего тела, за ощущением, называемым «одежда», я осознавал эти ощущения, вспомнил их, начал заново замечать… И еще раз понял, что все суть ощущение! И даже мое «физическое» тело – «одежда» моего энергетического тела, и даже я сам не более чем ощущение себя. А та субстанция, та суть меня, которая ощущает., воспринимает, осознает – нематериальна…

Я вытирал малейшее пятнышко, мельчайшую точку. И тогда стал замечать их, замечать то, что ранее ускользало из активной, осознанной сферы моего внимания. Но это было именно «неделание», так как мне абсолютно все равно, грязно или чисто… Я был непривязан ни к грязи, ни к чистоте.

Всегда, что бы ни случилось, перед тем как выйти из дома, я должен был помыться, причесаться, привести себя в идеальный порядок. Так я стал замечать и осознавать все свои выходы. Этот ритуал – как поклон залу в боевых искусствах, когда входишь в него…

Глава 18. Прощание с любовью

Мне позвонила Карина:

– Приди быстрее. Пожалуйста. Нужна твоя помощь. Не могу двигаться, не могу сама выйти из машины – что-то случилось с позвоночником. Моя машина тут, рядом с твоим подъездом.

Но Сила безжалостна. Она приказывает: вначале не спеша помойся, погладь рубашку, тщательно причешись… Она требует выполнения ритуала, что бы ни случилось – все равно что, пусть даже весь мир летит к черту. «Неделание» должно выполняться всегда. Так действует несгибаемое магическое намерение – тот режим, из которого невозможно выйти.

– Через полчаса, – отвечаю я.

– Сейчас, немедленно, я ведь здесь, рядом с твоим домом.

– Через полчаса.

Гудки в трубке… всё…

Так Сила учила меня безжалостности…

Бывает зверь суров, но и ему знакома жалость.

Нет жалости во мне – а значит, я не зверь.

Вильям Шекспир. Ричард III

И у меня нет больше жалости к себе.

– Как же я без нее буду? Такой бедный, несчастный…

– Да вот так и буду. Сожму покрепче зубы и буду!

Бывает, что врач может спасти жизнь больного, но из «жалости» к пациенту не делает опасную процедуру – а вдруг поставленный диагноз не верен, вдруг больной умрет? И зачастую жалеет медицинский работник не больного, а себя, боясь получить наказание за возможную врачебную ошибку, страшась рискованных действий, – но бывает, что ради добра надо совершить зло: как много добра бывает в том, что выглядит как зло и как много порою зла в том, что имеет вид добра… Только врач, безжалостный к себе, способный на риск и отвечающий за последствия своих действий, способен реально помочь в экстремальной ситуации. Он не опускается до жалости к себе.

Я будучи безжалостным к себе, нанес Карине тот «магический» удар, который мог вынудить ее потерять свою непрерывность, свой привычный стиль жизни, который мог бы помочь ей осознать что-то важное. Этот удар мог бы явиться частью дальнейших обучающих действий. Подобными «ударами» маги ставят ученика на грань выживания, контролируют процесс, а затем объясняют полученный опыт. В таких действиях нет желания причинить боль, цель их – научить через переживание экстремального опыта, сознательно создав обучающую ситуацию. В контексте обучения такие действия – это не предательство, а акт любви.

Парадокс, но так, внешне безжалостно, может выглядеть любовь. Любит тот, кто искренне заинтересован в росте уровня знания объекта любви. Магическое же знание дает человеку возможность понять что-то очень, очень важное – оно дает знание Бога… Послушники в монастырях, желая понять Бога, тоже проходят через очень тяжелые испытания…

Но болезнь Карины – защемление нерва – быстро прошла, и она восстановилась, так и не дойдя до предела, тем более не перейдя его. Сила имела по отношению к ней иные планы…

В одиночество бросила меня Сила…

Нет ни любви, ни привязанностей. Глобально одинок во Вселенной…

Меня охватила печаль, слезы навернулись на глаза. И я отпустил себя и начал плакать. Такая вот свободная циркуляция энергии плача. Позволил себе плакать. Вначале тихонько, а потом все сильнее и сильнее. И наконец, зарыдал навзрыд. Довел плач до максимума. Так свободно во весь голос плачут дети. Но одна часть меня рыдала, а вторая наблюдала за этим процессом, оставаясь абсолютно безучастной к нему и даже как-то подбадривала: «Давай, давай! Сильнее плачь! Отпусти себя! Позволь! Еще сильнее! Еще свободнее! Еще!» (Так неотождествленно плакал монах на похоронах, упомянутый вначале моего повествования.)

Сука! И поплакать-то по-человечески не получается! Тотальный контроль всего, что бы ни происходило. Даже если умираешь, все равно контролируешь, осознаешь: «Тело умирает, не двигается. Наблюдаю его со стороны. Теперь воспринимаю то-то и то-то…» Но ведь способность мыслить, осознавать и анализировать – то, что и составляет сущность «я» – остается! Вот, дошел до ручки. До вечной жизни, до вечного осознания себя. Ни умереть, ни забыть себя не можешь. Как там в песне: «Я тебя никогда не забуду…»? Черт бы ее, эту песню, побрал!

Эх, и помереть нормально, по-человечески нельзя! Знаешь смерть-то эту. Не умираешь, а лишь наблюдаешь свою смерть.

…Уже не боюсь – отбоялся свое. Лишь отрешенно наблюдаю свой страх. Уже не живу – отжил свое. Лишь наблюдаю, как живу. Мертв. Жив более чем кто-либо, но и мертв одновременно – такой вот парадокс! Не живу, а смотрю кино про самого себя… все во мне умерло, чтобы когда-нибудь родиться вновь. Все во мне умерло – и больше нечего уже во мне убивать. Нельзя меня убить – ведь как можно убить мертвое? В смертности заложена возможность бессмертия.

Никогда еще смерть не была так близка ко мне и одновременно так бесконечно далека от меня.

Я пребываю во всеотсутствии. И одновременно, как всесущий Бог, присутствую во всем – я един со всем во Вселенной, со всем Универсумом, а значит и с Богом! Состояние расширенного до Вселенских масштабов осознания себя… Вот такое парадоксальное состояние! Ты все и ничто одновременно.

Влюбленный не замечает недостатков своей возлюбленной. Он привязан к ней. «Не могу без тебя жить!» – говорит он. Влюбленный находится в ситуации любви и потому не обращает внимания на слова и критические замечания приятеля относительно своего «идеала» (приятеля который не привязан инее ситуации), не веря ему и думая, что это просто зависть. Влюбленный не видит истинной картины. Ему не все равно у в отличие от его приятеля, который наблюдает происходящее со стороны. Влюбленный смотрит на ситуацию предвзято – с позиции своего отношения, с позиции своей любви – однобоко и дуально. И потому он необъективен.