Книга День учителя - Александр Изотчин

После обеда-ужина, устроенного за столами, накрытыми под открытым небом, который обслуживали три юные особы, одетые, как и Дрочена, в одни рубашки, но вдобавок еще и рискованно короткие, Доброслав повел всех опять на «линейку». Был уже вечер, солнце начинало затухать, на поляне разложили костер. Появившиеся Дрочена и Баба-яга (действительно, страшная старуха) поведали собравшимся, что сегодня какой-то особенный день, когда на Руси играли свадьбы, и сегодня они готовы совершить над желающими обряд вступления в брак, который свяжет их прочнее, чем загс или «иудейско-христианское венчание». Желающие были. Кроме разновозрастной пары, привлекшей внимание Мирошкина у входа в лагерь, вышли еще несколько взявшихся за руки мужчин и женщин. Совершенно неожиданно для себя — «длинноволосый», что ли, тут повлиял? — Андрей взял Ирину за руку и тоже выступил вперед. Она не сопротивлялась и крепко сжимала его ладонь. Появился волхв Велеслав, сопровождаемый юницами, полюбившимися мужчинам-туристам еще со времен обеда, которых теперь Доброслав представил присутствующим как русалок. Русалки водрузили на головы брачующимся венки, а Велеслав пояснил, что для совершения обряда необходимо перепрыгнуть через костер. Подобравшиеся четыре пары, включая Мирошкина с Лавровой, тут же совершили «обряд». Дрочена, Баба-яга и русалки пели какие-то тягучие песни, зрители продолжали пить, щедро наливая водку и себе, и присоединившимся к ним свежеокрученным парам.

Стемнело. Краснорожий мужик с цепью вдруг заявил, что для закрепления обряда необходимо прыгнуть «еще по разику». Воодушевленные выпитым и происходившим, Андрей с Ириной вновь разогнались и прыгнули через порядком разгоревшийся костер, в который Велеслав щедро подбрасывал старые крашеные доски. Мирошкин почувствовал жар и в ту же секунду ощутил боль в груди от удара обо что-то. Как оказалось, разновозрастная пара, не видя Андрея и Ирину, одновременно с ними также решила прыгнуть и побежала навстречу. К счастью, молодые были быстрее, поэтому столкновение произошло не над огнем, а около него, когда Лаврова и Мирошкин приземлялись. Упали все также не в огонь. Сильнее всего пострадали женщины — у Лавровой была рассечена губа и разбит подбородок, а у «возрастной» невесты — нос. Краснорожий мужик, явно подвинувший Доброслава с роли распорядителя, тут же всем налил и призвал «смыть кровь» купанием. Толпа устремилась к реке, а дальше Андрей стал участником многократно виденного им в кино купания голых язычников, с последующим совокуплением поехавших на экскурсию пар по кустам.

Остудившись в ночной августовской воде и протрезвев, полуодетая компания вернулась на «линейку». Там их ждали слегка обеспокоенные организаторы, которые, впрочем, пересчитав присутствующих, успокоились. Неугомонный краснорожий, пытаясь приобнять Дрочену и не замечая неодобрительного взгляда Доброслава, вдруг заявил, что он хотел бы «принять язычество». Этим он нисколько не удивил аборигенов, которые, правда, заявили, что он должен внести некоторое пожертвование на нужды «общины». Неофит не смутился, извлек из своей, уже всем известной в группе спортивной сумки борсетку, вытащил из нее стодолларовую бумажку и сунул ее Дрочене между грудей. Велеслав с Доброславом переглянулись, русалки притащили большую белую рубаху и обрядили в нее краснорожего, предварительно стянув с него футболку. Узрев между толстых, почти таких же, как у Дрочены, грудей новообращенного большой золотой крест, который, как выяснилось, и висел на внушительной золотой цепи, волхв Велеслав что-то неодобрительно прошептал неофиту, которого стремительно развозило (стоя на «линейке», он успел еще разок припасть к водочной бутылке, сообщая окружающим, что «озяб во время купания»). Краснорожий, рыгнув, снял с шеи знаки «иудейско-христианской» веры и швырнул цепь в кусты. Доброслав внимательно проследил траекторию падения креста. Больше никаких препятствий к совершению обряда язычники не видели. Мужика поставили на колени, Велеслав отрезал у него ножницами клок волос с головы й развеял его по ветру, дунув на ладонь. Затем он громогласно объявил, что краснорожего отныне зовут Родомысл. Русалки закружились вокруг свежеиспеченного язычника, сорвали с себя рубахи, продемонстрировав присутствующим свои молодые тела. Родомысл лег на землю — от мелькания голых женских фигур у него закружилась голова. Одевшиеся русалки повели порядком уставших туристов «почивать».

«Электрон» был когда-то неплохим пионерским лагерем. По крайней мере администрация завода или НИИ, которому он принадлежал в советское время и который, судя по всему, в новые времена трагично почил, успела построить несколько двухэтажных корпусов, с палатами на пять-шесть человек. Доброслав, Велеслав и Ко переделали палаты в двухместные номера, обставив их остатками «пионерской» мебели. Номер «молодоженов» Мирошкина-Лавровой оказался по соседству с разновозрастной парой. Первая брачная ночь не превратилась в феерию совокуплений. Утомленный алкоголем, беготней по лагерю, купанием в холодной воде и к тому же уже трахнувший сегодня Ирину в кустах на берегу, Мирошкин, после «одного раза», произведенного на сдвинутых лагерных пружинных койках, быстро уснул.

Спал он беспокойно, и потому, услышав скрип пружин, проснулся, поднял тяжелую голову и обнаружил, что Ирины нет рядом. Зато из-за двери слышались голоса — мужской и женский. «Ирина?!» — вслушиваясь, удивился Андрей.

— Ну что, Вадик, на старух перешел? В клипы больше не зовут сниматься?

— Ну, пока не зовут, говорят, примелькался. Это временно. А с Людмилой у меня все серьезно.

— Что серьезно? Она кто?

— У ее мужа свой бизнес. Правда, он ей недостаточно внимания уделяет. Вот я ее и развлекаю.

— Деньги у нее берешь?! Не противно?

— Не противно. Ты ведь тоже у Самсонова брала.

— Не брала.

— Ну, подарки принимала? Принимала. Чего же это ты тут из себя строишь?

— Ты знаешь прекрасно, что у меня с Самсоновым ничего не было, а подарки я его принимала потому, что… Ты знаешь, что нельзя было их не принять, — обидится. Страшно таких людей обижать.

— Ну, ладно, ладно. Ты, я, слышал, развелась? Мне Линда сказала. И в клубах перестала появляться. Кто это с тобой? Вы сегодня с ним вроде как поженились.

— Ты тоже сегодня вступил в законный брак. Так рвался, что у меня до сих пор лицо болит. А это мой будущий муж. Очень талантливый ученый.

— О господи, Кошка! Нашла за кого замуж выходить. Неужели лучше не нашла?

— Лучшие со старыми бабами спят. Все, Вадим, перестань. Я сказала, руки убери! Для своей тетки силы побереги. Молодожен!

Дверь приоткрылась, впустив в комнату свет из коридора, а потом опять стало темно. Ирина присела на край кровати Мирошкина и поцеловала его в щеку. Затем он услышал, как заскрипели пружины кровати. Через несколько минут он спал, а наутро не мог понять — все услышанное им было сном или явью?

Хмуро завтракали в пионерской столовой. Все чувствовали себя отвратительно. Помятый Родомысл — большую часть ночи он так и проспал на голой земле — поковырял ложкой манную кашу и вновь вернулся на место своего вчерашнего обращения. В сотый раз за утро он принялся обследовать кусты, в которые накануне запустил золотой цепью. Наконец, собрав вещи, туристы побрели к воротам. Из вчерашней «нечисти» гостей провожал один Доброслав. Когда уже загрузились в автобус, Родомысл вдруг встал со своего места и, выйдя на воздух, решительно направился к Доброславу. Судя по жестикуляции неофита, особенно по характерно загнутым пальцам на руках, которыми Родомысл взмахивал перед лицом гида, он старался что-то ему втолковать и, похоже, преуспел. Доброслав, уловив смысл сказанного Родомыслом, стал вдруг лицом одного цвета со своей белой рубахой и удалился в глубь лагеря. Вернулся он через пять минут и что-то вложил в руку Родомысла. Когда тот вошел в автобус, на шее у него уже красовалась та самая золотая цепь, от которой он столь эффектно избавился накануне. Автобус тронулся. Андрей и Ирина сидели, обнявшись, она дремала на его плече. Рядом, через проход, держась за руки, спали длинноволосый Вадим (даже не будучи уверен в реальности ночного происшествия, Андрей про себя называл его именно так) и его зрелая подруга. Сзади какое-то время переговаривались двое мужчин. Один с чувством превосходства в голосе втолковывал соседу: «Ну и чего ты потерялся? Выпил, что ли, много? Я предложил той русалке, ну, светленькой, с красными бусами на груди пятьдесят баксов, так она мне такую сказку ночью устроила — до сих пор яйца болят». Его попутчик что-то бормотал в ответ, но Андрей уже не слышал — он уснул. Так и ехали до Москвы.