Книга Черные комиссары - Богдан Сушинский

– Только что разминался с наиболее подготовленными из будущих десантников.

– Уже нынешних. Радист так и сказал мне, что ты с бойцами занимаешься «костоламством».

– Что вы? Я с ними – со всей возможной нежностью. Уверен, что основа десантного отряда уже сформирована.

– Остальных тоже подучим. Как считаешь, местные плавни для подобного обучения подходят?

– Судя по карте, в устье Дуная плавни выглядят грандиознее. Достаточно взглянуть на огромное устье этой реки, чтобы понять, что масштабы там совершенно другие. В плавнях может действовать целая дивизия.

– Полагаю, что на реке готовиться уже будет некогда. Дунай нас уже не учить, а экзаменировать станет, причем жестко и сурово. Как и полагается.

– Так ведь и мы – не новичками-салагами необученными туда прибудем.

– Вот это другой разговор, – признал полковник. И без какого-либо перехода сказал: – Завтра, к шестнадцати, тебе нужно появиться в Одессе, по известному адресу.

Если этот день и мог иметь какое-то логическое завершение, то оно должно было заключаться именно в этой, слегка закодированной фразе: «… По известному адресу». Вряд ли полковник догадывался, какую бурю чувств она способна вызвать у комбата.

– Есть, появиться по известному адресу.

– Хозяйка салона уже знает, кто ты, она уже заинтригована, а когда познакомится с таким красавцем – будет заинтригована еще больше. Так что роль твоя, капитан, в том и заключается, чтобы делать умный вид и надувать щеки, а партию вести будет старший лейтенант Лозовская.

– Уже готовлюсь, как провинциальный артист – к своему первому бенефису.

– И вот тут главное – не переиграть. Существуют намеки на то, что завтра в салоне появится какой-то особый гость, которого хозяйка нетерпеливо и в то же время нервно ждет.

– Но Валерия уже успела наладить отношения с ней?

– Выражаясь более понятным нам обоим языком не театралов, а комендоров, пристрелка там уже вроде бы состоялась; теперь пора вводить в бой орудие главного калибра. Для убедительности можешь явиться с личным оружием в кобуре. Так сказать, прямо с учений, с боевых стрельб. О существовании батареи хозяйка знает, поэтому ее, а точнее, таинственного гостя, будут интересовать точное месторасположение, технические характеристики и система охраны.

– В этой ситуации я должен многозначительно намекать на грозность вверенного мне оружия и постепенно набивать себе цену?

– Все правильно. Как я уже сказал, твоя задача – надувать щеки. Но запомни, что с этим гостем Валерии следует познакомиться поближе. И поскольку это жестко входит в ее роль, постарайся обойтись на своем бенефисе без сцен ревности. В появлении пьесы «Отелло из береговой батареи» пока что никто из нас не заинтересован.

«Отелло из береговой батареи?!» – мысленно рассмеялся Гродов, однако сразу же услышал:

– Выполнять, капитан! – и связь тут же прервалась.

Прежде чем отбыть из лагеря десантников, Гродов построил отряд напротив пожарного щита, вызвал краснофлотца Малюту и спросил:

– Видишь этот щит?

– Считаете, что нужно изобразить?

– По полной цирковой программе.

– Тогда прикажите сложить возле меня, на этом валуне, все имеющиеся у бойцов ножи, пригодные для метания. Чтобы не суетиться и не терять времени на возврат оружия.

А дальше последовало то, что приводило десантников в восторг: Малюта-Циркач метал стоя, лежа, сидя; ножи вылетали из двух рук сразу и по два – из каждой руки. А когда под аплодисменты он завершил представление своим коронным, поистине цирковым номером – метнув нож изо рта, через спину, Гродов объявил, что назначает его инструктором по метанию ножей и представляет к званию младшего сержанта. Кроме того, он приказал изготовить несколько учебных чучел с человеческими очертаниями.

– Во время боевых действий для каждого из нас нож должен стать таким же оружием, как и винтовка, – завершил он это показательное выступление Циркача. – Через две недели метать ножи и вообще, владеть ножом во время рейда в тыл врага и рукопашного боя должен каждый. Иначе какие мы десантники, какое право имеем называть себя штурмовым разведывательно-диверсионным подразделением? Старший лейтенант Владыка, это обучение – под вашу личную ответственность.

36

Салон Волчицы состоял из двух просторных комнат, соединенных кирпичной аркой, устроенной на месте обычной двери. Получился небольшой зал, увешанный толстыми портьерами из малинового бархата и старинными картинами в золоченых рамках. Мебель здесь тоже была старинной и некогда, очевидно, дорогой, поскольку теперь она поражала не столько своей изысканностью, сколько ветхостью. Так как внешний вид самого дома поражал убогостью своей отделки, никому и в голову не могло бы прийти, что одну их четырех квартир этого двухэтажного строения кто-то умудрился превратить в некое подобие дворянского гнезда. Правда, периода заката.

Капитан и Валерия специально пришли на десять минут раньше, чтобы поближе познакомиться с хозяйкой, которая теперь любезно проводила их от картины к картине.

– Конечно же, все это копии, – говорила она, время от времени вскидывая уже слегка отвисающий подбородок и тем самым напоминая себе о необходимости блюсти аристократичную осанку, – или же полотна мало кому известных художников. Но посмотрите, как прекрасно они выполнены.

– Чудесные работы. Независимо от того, кисти какого мастера они принадлежат, – по-молдавски молвила Валерия. – В конце концов, салон ваш – не музей.

– А мы не такие уж ценители, чтобы отличать кисть великого художника прошлого от талантливой кисти нашего современника, – тоже по-молдавски поддержал ее Гродов.

– И все же хотелось бы видеть у себя оригиналы Айвазовского, Караваджо, Ван Гога, Шишкина… Вопрос престижа, знаете ли. У меня в роду всегда помнили о чести и престиже.

Елизавете явно было под пятьдесят, однако она все еще оставалась моложавой и статной. Судя по всему, крупная фигура досталась ей по наследству, поскольку заподозрить ее в том, что она располнела, было трудно. Другое дело, что в ней отчетливо просматривалась высокая грудь, широкая талия и широкие, крутые, слегка вздернутые бедра, которыми обычно так славились степные крестьянки.

– В вашей молдавской речи, конечно, прослеживается сугубо украинский акцент, – тоже по-молдавски обратилась она к Гродову. – А вот что касается вас, Валерия, – возвышенно повела она подбородком, – то еще во время двух прошлых встреч я заметила, что это уже даже не молдавская, а истинно румынская речь, без каких-либо свойственных молдаванам бессарабских или украинских акцентов.

– Это язык моих предков, моих родителей.

– Но как вам удалось сохранить его в такой похвальной чистоте?

– Надеюсь, вы не донесете на меня в НКВД, если я сообщу, что порой слушаю не только кишиневское, но и бухарестское радио? Под видом кишиневского или тираспольского, естественно.