Книга Сафари на гиен - Наталья Александрова

– Только не это! – взмолилась Надежда, лишиться права голоса было для нее страшнее всего. – Я не буду вас оскорблять, но все же, откуда вы возьмете розу?

– Никакой розы! – буркнул Трегубович. – Я уже говорил – вы не входите в программу моего эксперимента, идете по другой, если можно так выразиться, статье.

Надежда поежилась от его бухгалтерской терминологии.

– Ваша смерть, – деловито продолжал Трегубович, – не приведет к улучшению жизни ваших окружающих…

– Никогда в этом не сомневалась! – вставила Надежда.

– Я совершенно не желаю, чтобы вы были ошибочно отнесены к участникам моего эксперимента – достаточно того, что в него включили директора магазина «Марат».

– А кстати, она ведь очень подходила вам по параметрам? – оживилась Надежда. – И возраст, и характер…

– Может быть, – сухо ответил доктор, – но свой эксперимент я желаю проводить сам. Этак еще и теорию отнимут!

– Да не беспокойтесь вы, никто на вашу теорию не покушается!

– Так что с вами я должен буду организовать все так, чтобы создать видимость несчастного случая, – твердо продолжал доктор. – Самоубийство в данном случае вряд ли будет выглядеть естественно – трудно поверить, что женщина пришла в больничный архив, чтобы свести счеты с жизнью. Только поэтому мне приходится возиться с вами и выслушивать ваши язвительные замечания… Но осталось уже недолго.

– Что же со мной произойдет? – вполголоса пробормотала Надежда.

Она наконец осознала всю безнадежность своего положения. Осознать это раньше ей мешала абсолютная нереальность, даже какая-то гротескность ситуации. Но теперь ей стало страшно. Она сжала зубы и заставила себя успокоиться, насколько это было возможно в ее положении. Главное: не потерять контроль над собой. Возможно, от ее спокойного голоса этот ненормальный придет в себя. Или ему втемяшится в голову еще что-нибудь, он отвлечется. Потянуть время, и появится шанс на спасение.

– Так что же вы собираетесь со мной сделать? Как я понимаю, падение из окна исключается – мы на первом этаже; если на меня рухнет что-то тяжелое, например стеллаж, – это не обязательно приведет к летальному исходу…

Трегубович, ничего не ответив, вытащил из ящика стола моток толстого двужильного провода и принялся разматывать его, ища глазами розетку.

– Ах, значит, поражение электрическим током! – констатировала Надежда.

И хоть она изо всех сил старалась сохранить самообладание и не показывать страха, это удавалось ей все хуже и хуже: голос предательски дрожал, на лбу выступили бисеринки холодного пота. Она проговорила почти шепотом:

– Такая смерть тоже никому не покажется несчастным случаем. Что же, выходит, я сама себя опутала проводами, соорудила из этого дурацкого зубоврачебного кресла электрический стул?

Трегубович, занятый своими страшными приготовлениями, недовольно покосился на нее:

– Не принимайте меня за дурака. Все будет обставлено достаточно естественно. Вы случайно схватились за металлический неисправный корпус настольной лампы – вот этой самой, что стоит на столе, – вас ударило током, и вы, потеряв сознание, упали. Причем так неудачно, что вторая ваша рука оказалась прижатой к радиатору парового отопления. Ну, вы женщина образованная, понимаете, что произошло: одна рука – на заземлении, другая – под напряжением – летальный исход неизбежен.

Надежду передернуло от такой перспективы, ей показалось, что она уже чувствует скручивающую все тело судорогу высокого напряжения…

Доктор совершенно сошел с катушек, разумеется, никто не поверит в несчастный случай, его найдут, но ей-то, Надежде, какая будет разница, когда она останется валяться здесь обугленным трупом!

– Сознайтесь, – почти прошептала Надежда, – что вам доставляет удовольствие власть над чужой жизнью. Возможно, сначала вас и увлекла идея чистого эксперимента, но со временем вы стали убивать уже ради самого убийства!

Трегубович дернулся как от удара.

– Это ложь! Вы ничего не поняли! Мне невероятно тяжело… убивать. – Он произнес последнее слово с заметным усилием, с трудом преодолев внутреннее сопротивление. – Мне тяжело убивать, но я иду на это ради большой идеи! Как вы можете так говорить? Ведь я – врач, хирург, я всю жизнь спасал человеческие жизни, я, как никто другой, понимаю, насколько жизнь хрупка и бесценна, поэтому для меня отнять жизнь – особенно тяжело, но я должен это сделать!

Он воткнул вилку в розетку и шагнул к Надежде с толстым двужильным проводом в руке. Оголенные концы приближались неумолимо к запястьям женщины. Она глубже вжалась в кресло и истошно заорала, переходя на визг.

Сергей притащился на работу часам к шести, когда Машенька, что сидела возле телефона, уже собиралась уходить.

– Тебя Гробокопатько спрашивал, – крикнула она Сергею на бегу.

– Так я и знал, – расстроился тот.

– А еще тебя Валентина целый день ищет, – злорадно сообщила Маша, – насчет Нового года интересуется.

– О господи, хоть вообще на работу не приходи! – вздохнул Сергей.

– И дамы какие-то по телефону все время звонят.

– Кто звонил – Татьяна? – оживился Сергей.

– Не-а, никакая не Татьяна, а вовсе даже Надежда.

– Надежда? – опомнился Сергей. – А что сказала-то?

– Сказала, чтобы ты проверил какого-то Трегубовича, вот у меня записано: доктор Арсений Петрович Трегубович.

– И все? – крикнул он, но Маши уже и след простыл.

Сергей вздохнул и поплелся к Валентине сдаваться, благо та еще не ушла. Стало быть, Надежда раскопала где-то фамилию хирурга, возможно, выяснила у родственников Сталины или у сотрудников. Но что это дает?

– Сережа, иди сюда! – Валентина сидела у компьютера.

– Так, Трегубович Арсений Павлович, год рождения тысяча девятьсот пятьдесят седьмой, – немолодой, как Надежда и предупреждала, – далее, место жительства… набережная Мойки… дом, квартира… телефон, место работы – больница Святого Георгия, проживает совместно с матерью, жена… что такое? Жена, Немыщенко Валерия Федоровна, умерла в две тысячи пятом году!

Есть связь! Значит, всех, кто лежал в больнице Карла Маркса, оперировал он, а Римму Точилло – его жена! И он консультировал, то есть ходил туда, наблюдал, в общем, запомнил эту Точилло!

Сергей набрал номер Надежды. Там никто не ответил. Странно, семь часов скоро, так поздно она на работе не задерживается. Он поколебался и позвонил по домашнему номеру доктора Трегубовича. Шамкающий старушечий голос ответил, что Арсений Петрович на работе.

– В больнице? – прокричал Сергей, потому что бабуля была глуховата.

– В больнице, милый, в больнице.

– А он что – дежурит сегодня?

– Почему – дежурит? – удивилась старуха. – Он в архиве работает. А вы кто ему будете?