Книга Переводы с языка дельфинов - Юлия Миронова

— А где же ваш мальчик? — с интересом спросила Алина.

— Вот он. — Женщина указала на подростка лет двенадцати, который сидел за столом, разглядывая исписанный лист бумаги. Она подошла к сыну, убрала исписанный лист, достала и положила перед ним новый. Мальчик снова начал писать, а мать продолжила: — Мы раньше думали, он вообще ничего не понимает, а потом я заметила, что, если я дотрагиваюсь до его руки, он начинает писать. То на дневник похоже, а иногда прямо стихи получаются. А теперь, смотрите, научился писать сам, без моей помощи.

Алина растерялась. И это улучшения? Что же было раньше?

Защебетала маленькая бойкая женщина:

— И нам этот метод помог. За три месяца я подтянула дочку из полного бессознательного состояния: в семь лет пачкала штаны, как грудничок, сама не ела, не одевалась — до хорошего уровня. Теперь хотя бы в туалет может попроситься, ложку держит уверенно, спит всю ночь до утра, дает умыть ее и причесать. С собой не взяла, — пояснила она Алине, которая поискала глазами ее девочку, — с мужем оставила. Вот, кстати, тоже прогресс, раньше ни за что ни с кем, кроме меня, не оставалась, сразу в ор — и ногами стучать!

— А что и в каких пропорциях вы давали? — поинтересовалась Алина.

— Вы знаете, я сама кое-что скорректировала. Заказывать препараты для нас дороговато, поэтому я решила сама подобрать необходимые дозы. Много читала в интернете про витамины и микроэлементы, изучала их действие на организм, что с чем сочетается…

— Ну, это неправильно, мне кажется, — возразила Алина. — Вы же не врач, чтобы так самостоятельно назначать ребенку лечение?

— А что, врачи в этом разбираются? — хмыкнула ей в ответ дамочка в лисьей жилетке. Она тоже пришла одна, все уже слышали ее историю про дочь, которая только в тринадцать лет стала показывать хоть какие-то результаты, и немалая роль в этом отводилась введению биомедпротокола. — Вы хотите сказать, что вам протокол врач назначил? Какой, позвольте узнать?

— Нет, не врач, но специально обученный терапевт из Украины! — ответила Алина, не понимая, куда ветер дует.

— Ну да, терапевт! — иронически воскликнула лисья жилетка. — Пусть даже так. А что там такого сложного, чего бы вы сами не смогли рассчитать и подобрать? Я тоже сама ввела протокол, просто повторила за одной знакомой, только чуть скорректировала, так как у меня девочка, а у нее мальчик. И хочу сказать, что Катенька сразу пошла вверх в развитии! А до этого мы все занятия перепробовали, даже АВА по 40 часов! Пока мы учили, как руки поднимать, дочка это помнила, а как только перешли к апельсинам — про руки она забыла. Знаете, зачем им сорок часов нужно: чтобы каждую неделю повторять одно и то же все сорок часов. Иначе ребенок как мячик резиновый. Пока держишь пальцем — вроде ямка, а разжал руку — и вот он снова круглый, укатился от тебя.

Бойкая мадам энергично кивала, поддакивая лисьей жилетке. Алина не стала спорить и скользнула взглядом по залу. Возле окна стоял парень лет семнадцати, очень толстый, со вторым подбородком и заплывшими глазками. Он смотрел на телевизор, установленный в углу кафе. Там мелькали клипы, звук был отключен, но он все равно не отрываясь смотрел на экран и энергично жевал губами, как будто что-то ел. Пожилая женщина, сидевшая напротив Алины, поймала ее взгляд и пояснила:

— Это мой сын, Георгий. Жорочка мой. Восемнадцать в январе будет, вот так вот и живет, возле телевизора с тарелкой еды. Если еды нет, все равно жует. Но это он здесь отвлекся, поэтому жует пустым ртом, а дома вынь и положь, будет рычать и требовать пищу, даже если не голоден. Вообще, у нас полная клиника, — вздохнула она. — Ходит бесцельно, куда повернешь, туда и пойдет. Остановится, можно подтолкнуть в любую сторону, туда и направится. Ох, трудно мне, конечно… Даже не одевается сам, а ведь здоровый какой…

— А вы что предпринимали в плане лечения? — спросила Алина.

— Да как-то, знаете… Жоре пять лет было, когда я всполошилась. Не говорит, не реагирует на меня, на имя не отзывается, ну и прочие странности. Так мне врачиха сказала: а что ты хочешь, родила после сорока, вот и терпи! Я и не возражала. Тогда и не знали про аутизм ничего, я сама-то случайно на этот форум попала, там и поняла, что с моим сыном. А лечить да учить… поздно уже. Так и живем, да.

Свою историю про Вову и окно Алина рассказывать не стала, уж больно она ее расстраивала. Тогда несколько ночей подряд после происшествия Вова снился ей крошечным тельцем на козырьке, и каждый раз она просыпалась: ей было невыносимо страшно, гадко от мысли об освобождении, грустно и хотелось вновь рыдать, царапая и колотя себя. Да, Алина теперь поняла чувства этих детей: почему они иной раз так жестоко вредят себе — не умеют по-другому выразить чувство беспомощности и непонимания, они просто переносят эту бессильную злобу на себя.

Алина узнала еще несколько историй от других мамочек, многие из них прошли через диету, через биомедпротокол. Кому-то помогло, по их заверениям, но, глядя на детей, Алина понимала, что о выздоровлении не мог говорить даже заядлый оптимист. А может, что-то из настораживающих факторов было побочным эффектом от ударных доз? Кто-то отвергал протокол, это были в основном матери детей, которые хорошо себя вели и были, как правило, говорящими. Но почти все мамы таких детишек придерживались мнения, что все то же самое могло быть и без введения препаратов.

Алина приуныла. Выходило, что биомед — вовсе не чудо. Пожалуй, глупо было считать его панацеей, глупо было продолжать протокол по настоянию Лили, продолжать давать Вове препараты, готовиться к хелированию. Это, дескать, решит все проблемы. Но вот ведь реальные люди, мамы, прошедшие с детьми и то и это, одни — за, другие — против. Алина бы прислушалась к тем, кто за, но собственные результаты уже пугали ее. До протокола, только с диетой и занятиями, результат был намного лучше. Ей нравились результаты и других детей вообще без медицинского лечения, но это были изначально легкие случаи, почти все дети говорили, общались с родителями.

Алина вспомнила, что назавтра у них назначен час иппотерапии, а там они обычно встречались с Танюшей и ее Сенечкой. Как уверяла Танюша, им уже не нужны были никакие занятия, с Сени сняли все диагнозы, но так как ему нравятся лошадки, они продолжают заниматься. Сеня действительно выглядел здоровым ребенком, но Алина уже наметанным взглядом по-прежнему могла заметить стереотипные действия, хотя выражены они были слабо и пропадали так же незаметно, как и возникали. Нужно поговорить с Танюшей.

На следующий день Алина с Вовой приехали в манеж. Вову увели к лошадям, а Алина высмотрела на одной из трибун Танюшу и пошла посоветоваться. Танюша сначала держалась настороженно, но, узнав, в чем вопрос, растаяла и стала подробно объяснять свои принципы.

— Вы же знаете, что мы с Сеней все проходили вместе. Я должна была понимать, что чувствует мой ребенок в каждый прием пищи, как влияют препараты, что такое хелирование, как оно действует. Всякое было, но сегодня мой сын обычный ребенок. Хотя, конечно, следы еще есть, но они столь незначительны, что никто и не заметит, если не знает. Так вот, самое главное — это не сломаться, когда вам кажется, что никаких улучшений нет. Они есть, просто вы их не видите!