Книга Незавершенное дело Элизабет Д. - Николь Бернье

Если бы у них в штате был кто-то еще, кто занимался бы дизайном, она бы, наверно, так и сказала. Значит ли это, что Кейт не хочет работать с подругой? Или она полагает, что мне недостает таланта? Могла бы по крайней мере попросить портфолио.

Все было так очевидно, что нам обеим пришлось делать вид, будто ничего и не происходит. Кейт просто не хочет рисковать своей репутацией, продвигая меня вне очереди. Я ведь всего лишь Элизабет, и мое – это кролики на стене в детской.

Когда Элизабет пришла к ней с предложением по дизайну, Кейт имела самое смутное представление о ее прошлых успехах. Знала, что Элизабет работала в каком-то рекламном агентстве, но считала, что ее обязанности лежали преимущественно в административной сфере, а потом вообще на какое-то время забыла об этой странице в жизни подруги. Кейт порылась в памяти, где могли сохраниться соответствующие воспоминания, – рассказ Элизабет о работе над рекламным объявлением, ее радость по случаю успешного завершения проекта или отлова нового клиента, – но ничего не нашла. Изредка она вроде бы говорила, что заработалась допоздна и устала, но Кейт полагала, что ей приходилось заниматься счетами и налогами, работой нудной и утомительной. На самом деле она никогда не спрашивала, а потому ей и в голову не пришло поместить Элизабет в одну комнату с нью-йоркскими дизайнерами и шеф-поварами, командой инвесторов, уже брюзжавших по поводу того, что этот городок недостаточно хорош для их ресторана. В то время сама Кейт пыталась перейти от одной жизни к другой, и переход этот давался трудно – две половинки складывались плохо. Тот разговор она припоминала с большим трудом. Просьба Элизабет влетела в одно ухо и вылетела в другое, и Кейт о ней больше не думала. Для нее эпизод не имел последствий.

Ее подташнивало от голода, усталость давила так, словно она пробежала несколько миль. Она не знала, что чувствует, и лишь с нарастающим волнением сознавала, что восприимчивость отключилась, а в некоторых отношениях никогда и не включалась. Кейт вскочила и торопливо спустилась по лестнице. Пройдясь по гостиной, собрала детские книжки. Отложила в сторонку. Поправила подушки на диване. Теперь она видела, что в свое время вынесла поспешное и, как оказалось, неверное суждение. Элизабет представлялась ей человеком правильным и щедрым, уступчивым и всегда со всем согласным, мыслящим просто и приземленно. Ее немногословность, как думала Кейт, объясняется отсутствием страсти, а то, что казалось покорным принятием жизни (даже месяцы спустя после рождения Анны Элизабет слонялась по дому в неопрятной, бесформенной одежде и с немытыми волосами), было в действительности чем-то гораздо более сложным, неким мрачным, унылым местом. Принятая Кейт формула – в чужую душу не залезешь – не распространялась на Элизабет; она не ожидала от подруги многого и транслировала это свое отношение через бесчисленное множество мелочей.

Кейт открыла холодильник и машинально, даже не заглянув в него, закрыла дверцу. Открыла снова. «Могла бы по крайней мере попросить портфолио». Ни чаю со льдом, ни йогурта, ни мороженого. Ходила за покупками, а из этого так ничего и не купила. «…Просто не хочет рисковать своей репутацией». Оставленный на кухонном столе сотовый успел разрядиться. Кейт вдруг почувствовала, что о ней судили по тому, чего она не сделала.

Она подключила телефон к сети и сразу увидела, что получила два сообщения. Первое – от еще одного слесаря, отказывавшегося работать с замком старинного сундучка. Работы сейчас много, кругом взломы, а жизнь такая дорогая…

Кейт удалила сообщение и перешла ко второму.

«Привет, Кейт. Знаю, мы только что разговаривали, но у меня тут новости».

Она сразу узнала голос и тон Дейва, неторопливый и небрежный.

«Компания посылает меня завтра в Бостон, и я подумал, что возьму с собой ребят, а утром, по пути домой, заглянем к вам. Немного развеемся. Если, конечно, тебе это удобно. Где-то ближе к полудню. Позвони».

Дейв собирается в Грейт-Рок. Кто бы мог подумать, что ему захочется провести день в ее компании. Кейт взяла из холодильника банку пива и секунду постояла в холодке у открытой дверцы, прикидывая, каково будет принимать Дейва в отсутствие Криса.

Он обвинил ее в пропаже ключа. Потерян или украден – для него это значения не имело. Кейт приложилась к банке. «Поскорее бы все кончилось».

Она открыла дверь, выглянула в ясную ночь. Прошла босиком по влажной траве. Прогулялась до пристройки, где хранились инструменты. Мотыги, лопаты, молотки, топоры. Взяла молоток-гвоздодер, вернулась в бунгало и поднялась на чердак. Прочитанный на две трети дневник с фотообложкой лежал на шезлонге.

Кейт сделала еще глоток, подняла молоток и ударила по замку. Удар получился скользящий, и на замке не осталось даже царапины. Она ударила сильнее, по краю замка, расщепив дерево. И еще раз. И еще. Старый замок погнулся, но не открылся. Будь на его месте боксер, он стоял бы, мотая головой, на коленях, не желая сдаваться. Она ударила еще раз, и металл не выдержал. Пружина сработала, и крышка криво повисла на погнутых железках.

Кейт подняла ее и заглянула внутрь. На стопке книг лежала последняя, в однотонной светло-коричневой обложке, тетрадь, та самая, в которой Элизабет писала перед полетом в Лос-Анджелес.

Снизу донесся встревоженный крик. Пайпер проснулась и, напуганная странными звуками, звала мать. Спустившись, Кейт увидела стоящую у подножия лестницы дочь. Успокоить, подождать, пока она сходит в туалет, уложить – времени уйдет немало.

Глава 23

В тишине субботнего утра послышались чьи-то шаги по гравию, кто-то бежал со стороны подъездной дорожки. Джона и Анна появились из-за дома и подбежали к крыльцу. За ними неторопливо шел Дейв Мартин, ведя за руку Эмили, неуклюже ступавшую по траве.

Кейт неприятно поразил вид Дейва. Волосы отросли и завивались над ушами, он сильно похудел, и рубашка висела на нем, как пиджак на слишком узких «плечиках», собравшись складками на груди. Поднимались они медленно, то и дело останавливаясь; на Эмили были сандалики на толстой подошве, и каждая ступенька давалась ей с трудом. Кейт стояла, придерживая сетчатую дверь, и ждала.

– Привет! – она прищурилась от утреннего солнца.

– Вы только посмотрите, загорела и похорошела. – Дейв склонился, положив руку ей на плечо, и чмокнул в щеку. Под глазами у него темнели круги, как у человека, работающего в ночную смену. – Чудное местечко вы себе подобрали.

– Потому мы и ездим сюда каждый год. – Кейт склонилась к споткнувшейся у двери Эмили. – Привет. Ты уже хорошо ходишь.

Она придержала дверь, и малышка проковыляла в дом.

– Твои ребята что-нибудь ели?

– Немного. В общем-то, нет. Всякую ерунду на пароме.

Кейт прошла на кухню и сняла с полки еще три тарелки. В доме совсем не было игрушек для малышей, так что она поставила на пол несколько мерных чашек, чтобы Эмили было с чем поиграть.

– Кофе?

– Нет, спасибо. Кола есть?