Книга Вопрос любви - Изабель Вульф

— Но и по Джине, наверное, тоже?

Он посмотрел на меня:

— Ну да, конечно. Просто меня бесит постоянное присутствие ее бывшего мужа. С другой стороны, он должен быть рядом, потому что он отец Сэма. — Том пожал плечами. — А я нет.

«Но ты отец другого мальчугана, — хотела сказать я. — Как быть с ним? По нему ты разве не скучаешь? Разве тебя не гложет совесть за то, что ты сделал? Разве не поэтому ты встречаешься с Джиной?»

Том сделал еще один глоток пива.

— Все… запутано. — Он посмотрел на меня: — А как бывшая Люка? Я вчера видел заметку о ней. Очередное дерьмо, надо полагать.

Я слегка кивнула:

— Притом отборное. Она бросила Люка за десять месяцев до того, как я встретила его снова.

— Вы знакомы?

— Нет.

Потягивая пиво, я подумала: как странно, что женщина, которую я даже никогда не видела, оказывает такое влияние на мою жизнь! Она как Бог — невидима, но вездесуща и, кажется, всемогуща.

— Как думаешь, вы когда-нибудь встретитесь? — спросил Том.

Я скорчила гримасу:

— Нет, если это будет зависеть от меня.

Он выглядел озадаченным.

— Но вчера ты говорила, что она нормальная.

— Я лгала. Правда в том, что она далека от нормальной. Она бросила Люка, но не хочет, чтобы с ним встречалась я. Ограничивает мои контакты с Джессикой и даже не знает, что мы уже познакомились. Она бессовестно претендует на все его свободное время — вот как сегодня, — чтобы дать мне понять, что он все еще «принадлежит» ей. Магда держит Люка за яйца, потому что она мать его ребенка. Она моя самая большая проблема.

— Но проблема-то вовсе не в ней. А в Люке. Он должен устанавливать границы.

— Ему это известно, и он хочет быть с ней построже, но опасается, что кончится тем, что будет реже видеть дочь.

— Но если он так не сделает, то будет реже видеть тебя. Он и об этом тоже должен заботиться, Лора, — вот я бы подумал. — Я посмотрела на него. — Это ведь он искал встречи с тобой, не так ли? Это он пришел на викторину. Это он настаивал на свидании. Мы все свидетели. Так что, какой бы мудреной ни была ситуация, это он должен соблюдать баланс.

— Каким образом соблюдать баланс в отношениях с неуравновешенным человеком? — спросила я. — Магда слегка… не в себе. Но я, с одной стороны, не могу критиковать Люка, потому что это было бы равносильно обвинению его в чрезмерной любви к собственному ребенку. И пусть лучше так, чем он будет проводить с ней меньше времени. Я хочу сказать, как представишь себе, сколько мужчин бросают свои семьи и детей, плюют на свои обязанности при первых же трудностях и даже не интересуются потом их судьбой, просто диву даешься, как можно поступать так… — На шее Тома появилось красное пятно. — …как муж Джины. Вот что я хочу сказать. Но… Люку это все дается трудно. Очень трудно.

Том кивнул:

— Я понимаю. Ладно. — Он взялся за меню. — Я проголодался, а у меня в холодильнике шаром покати. Надо поесть. Составишь мне компанию?

— Почему бы нет? Я ничего не ела с сегодняшнего утра.

— Что будешь?

Я подумала, что съела бы суп из тыквы, запеканку из батата и жареного цыпленка с горошком и рисом.

— Может быть, рыбные котлеты? — предложил Том. — Или красного луциана[52]? Тоже ничего. Ну… что закажешь? — Он жестом подозвал Смитти. — Определилась?

— Да. Мне приправленную карри козлятину.

Глава девятая

В воскресенье ночью из Севильи позвонила Хоуп. Они только что поужинали в ресторанчике неподалеку от местного собора.

— Я играю весьма убедительно, — прошептала она. — Майк даже не подозревает, что я обо всем знаю.

— Как он себя ведет?

— Как обычно, только немного… раздражен. Ни с того ни с сего начал было рассказывать что-то, я даже подумала, что признается, но потом осекся, будто ему очень больно говорить об этом… — Она сделала паузу, а потом я услышала, как она приглушенно зашмыгала носом. — Ужасно сознавать, что это, может быть, последний наш совместный праздник.

— Ты уверена, что хочешь этого, Хоуп?

— Да.

— И ты готова к любым последствиям?

Я услышала, как она вздыхает.

— Готова.

— И ты готова поклясться, что никогда не станешь обвинять меня — что бы я ни обнаружила — и по затаишь на меня зло?

— Готова.

— Как бы горько ни было?

— Как бы горько ни было.

— Хорошо. Какой у него адрес?

— Тауэр-42 — бывшая Нэт-Уэст-тауэр, это на Олд-Броад-стрит, 25, — не промахнешься.

— А в какое время он обычно заканчивает?

— Примерно в половине седьмого. У них на первом этаже есть кафе, ты можешь там примоститься.

— Он меня не заметит?

— Нет, кафе расположено в закутке, за эскалаторами, но ты увидишь его, когда он будет уходить. А стены у здания стеклянные, так что ты с легкостью определишь, в каком направлении он пойдет.

И вот во вторник вечером я на метро доехала до Ливерпуль-стрит, а затем прогулялась до Олд-Броад-стрит, двигаясь в направлении, противоположном потоку людей, заканчивавших рабочий день и возвращавшихся домой. Стояла необычайно теплая погода, и я совсем не чувствовала себя белой вороной в своих темных очках. Слева от меня стоял огромный «огурец» — серо-зеленое здание фаллической формы, а прямо передо мной ввысь уходила Тауэр-42, ее окна отливали бронзой и золотом, отражая припозднившееся полуденное солнце.

Я вошла внутрь и направилась через необъятное фойе в кафе «Ритацца». Оттуда я стала наблюдать за входными вращающимися дверями. Я неторопливо попивала кофе, испытывая сильное желание оказаться сейчас где-нибудь в другом месте и больше всего — на закрытом показе у Люка. В половине шестого я позвонила ему и предупредила, что задерживаюсь, но постараюсь вырваться. Правду рассказать я не могла, но и лгать тоже не хотела.

Судя по тому, что было написано в брошюре о здании, Тауэр-42 называлась так потому, что в ней было сорок два этажа, и «Кляйнворт Перелла» располагалась на последнем. Я пришла на двадцать минут раньше, поставила мобильник на режим без звука — не хотела, чтобы он оповестил о моем присутствии, — и за чашкой латте принялась делать то, что делаю очень часто: обдумывать вопросы для нового шоу. «Какое здание самое высокое в мире?» («Сирс» в Чикаго.) «Как называется британский национальный совет по вопросам брака?» («Рилейт».) «Назовите датчанина, разработавшего дизайн здания Сиднейской оперы?» (Йорн Уотсон). «Сколько длится нормальная человеческая беременность?» (Сорок недель.)

Я взглянула на часы. Шесть пятнадцать. Я видела, как сотрудники организаций спускаются по эскалатору и выходят во вращающиеся двери. Некоторые сворачивали направо, к Ливерпуль-стрит, другие ловили такси. С моего наблюдательного пункта открывался отличный обзор. Разглядывая служащих в их темно-серых костюмах, шелковых галстуках и шарфах «Гермес», я силилась изобрести собирательное существительное для банкиров — что-нибудь вроде «интереса», «полоски» или «кредита». Внезапно мое сердце забилось сильнее. Майк. Он спустился с эскалатора. Я поднялась, пульс стучал как бешеный, и тут я поняла, что ошиблась. Я села, ощущая тревогу, как спринтер после фальстарта. Я успокоила себя, сделав несколько глубоких вздохов.