Книга Благородный разбойник - Маргарет Макфи

Каждая ночь была для них ночью любви. Нед любил ее так нежно, как будто в первый раз, и так страстно, как будто в последний. Бережно и благоговейно. Пламенно и неистово. Как будто, только утопая в ней, мог забыть тревогу, которую она видела в его глазах. И она хотела его. Он был ей необходим, как и она была необходима ему. Эмма знала это.

Вдвоем они забывались в этом соитии тел, сердец и душ. И в эти благословенные часы в темноте для них не существовало ничего, кроме них двоих и их любви.

Они двигались вместе, следуя единому ритму, понимая, что нужно каждому из них. Они двигались вместе до тех пор, пока она не выкрикивала его имя и не задыхалась от наслаждения, взрывавшегося сотнями солнечных искр. Снова и снова.

А потом, когда она лежала в его объятиях и он, прижимая ее к себе, гладил по волосам и целовал в лоб, Эмма по глазам видела, как его тревога возвращается вновь. Нед держал ее в своих объятиях, пока она не засыпала, но часто, просыпаясь по ночам, она видела, что постель рядом с ней пуста, а Нед стоит у окна и смотрит в темное ночное небо.

Было что-то, что он скрывал от нее. Что-то очень страшное. Просто Эмма не знала, что это и как к нему подступиться. И еще с некоторых пор она стала подозревать, что в противостоянии Неда и Девлина есть что-то еще, помимо социальных различий.

Глава 16

Нед сидел в кабинете за своим большим письменным столом из красного дерева. В доме царили тишина, спокойствие и сон, как во всем остальном, укрытом темным покрывалом ночи Лондоне. Но Нед не мог спать. Ни в эту ночь, ни в прошлую, ни в позапрошлую. Он вообще сомневался, сможет ли когда-нибудь уснуть.

Он не зажигал свечей. В камине чернела пустота. Луна заливала комнату серебристым светом, мерцавшим на темной полированной поверхности стола и освещавшим один-единственный лист бумаги, который лежал на столе. Впрочем, для того, чтобы прочитать слова, написанные на бумаге, свет был Неду не нужен. Он знал каждое слово сердцем. Они отпечатались в его душе, и их невозможно было стереть.

Раздался слабый скрип половицы, и Нед увидел, как под дверью мелькнул свет. В следующую секунду дверь в кабинет открылась, и на пороге появилась Эмма.

На ней была ночная рубашка. Одной рукой она придерживала шаль, которая норовила соскользнуть с ее плеч. В другой держала подсвечник с наполовину сгоревшей свечой, отбрасывающей вокруг дрожащий свет. Ее волосы, растрепавшиеся от любовных ласк, спадали вниз красивым черным водопадом. Эмма не успела найти ночных туфель, и ее босые ступни нежно белели на фоне блестящего темного пола, отливая золотисто-оливковым цветом. При виде ее взволнованного лица Нед почувствовал, как заныло его переполненное любовью сердце.

Он взял со стола лежавшую на нем бумагу и, сложив ее, зажал в руке. Потом встал и пошел ей навстречу.

— Ты опять не можешь уснуть? — спросила она.

Нед покачал головой.

Эмма взглянула на бумагу, зажатую в его руке, и снова перевела взгляд на его лицо. Потом, подойдя ближе, остановилась прямо перед ним.

— У тебя неприятности? — Она поставила подсвечник на стол.

— Да. — Он не стал отрицать.

— Нед, ты не хочешь рассказать мне? Может быть, я смогла бы тебе помочь.

— Смогла бы.

— Я беспокоюсь за тебя.

Он молчал.

— Расскажи мне, Нед. Ты же понимаешь, что должен рассказать.

— Да, — прошептал он. — Я должен тебе рассказать.

Нед заглянул в ее глаза. Темные, теплые, полные любви. Ему хотелось остановить время и удержать этот момент, удержать ее любовь, удержать ее и все, что было между ними. Любовь… Он прожил полжизни, не ведая, что это такое. Даже не представляя себе, какой прекрасной, сильной и могущественной она может быть. Нед любил Эмму всем своим существом, и именно поэтому знал, что должен сделать то, что страшило его больше всего на свете. Больше, чем лишения и голод. Больше, чем кулаки и ледяные пальцы ночи, крадущие жизни у беспомощных тел, распростертых на темных улицах и на порогах домов. Самое трудное. И самое простое.

— Я люблю тебя, Эмма.

— Я знаю. Я тоже люблю тебя.

Нед улыбнулся. Он жадно впитывал ее слова, звук ее голоса, нежность ее глаз, словно хотел запастись этими сокровищами в преддверии грядущих темных дней.

— Я люблю тебя, — повторил он. — Всегда помни об этом. И, что бы ты ни думала, это правда.

— Я никогда не буду думать иначе.

— Нет, будешь.

Нед смотрел ей в глаза, цепляясь за эти последние прекрасные секунды. Протянув руку, он погладил пальцами ее нежную щеку. Эмма прижалась щекой к его руке и, накрыв ее своей ладонью, замерла.

Нед наклонился вперед, вдыхая запах ее волос, и прижался последним поцелуем к ее губам.

— Я виноват, Эмма. Я отдал бы все на свете, чтобы ты не страдала… чтобы изменить то, что я наделал.

— Нед, — мягко сказала Эмма. Между ее бровей залегла тонкая тревожная морщинка. — Расскажи мне, что это. Что ты сделал?

Он вдохнул и едва заметно кивнул.

Секунды тянулись бесконечно, но Нед чувствовал облегчение, понимая, что сейчас мучительное ожидание наконец закончится.

Он поднял руку, в которой крепко сжимал бумагу, разжал ладонь и, разгладив помятый лист, протянул его Эмме. И, сделав это, пронзил свое сердце кинжалом, выкованным словами, которые разрушили жизнь целой семьи.

Эмма взяла бумагу и поднесла ее ближе к свече, чтобы прочитать то, что было на ней написано.

— Я ничего не понимаю, — сказала она. — Это расписка, подписанная Китом. Он клянется нашим домом, состоянием отца и всем, чем он владеет… — Эмма нахмурилась и покачала головой. — Нед, я не понимаю, — снова сказала она.

Но в следующий миг Нед увидел, что она все поняла, увидел, как ледяной ужас исказил ее лицо. Эмма подняла на него взгляд.

— Да, — ответил он на вопрос, который видел в ее глазах, вопрос, который ее губы не в силах были произнести. — Я тот человек, который играл с твоим братом и которому он все проиграл. Это я лишил состояния вашу семью…

Эмма смотрела на него, как будто не могла в это поверить. Но она поверила. Нед видел это по ее глазам, наполнившимся болью и ужасом. По тому, как задрожал лист бумаги в ее руке.

— Ты? — шепнула она.

— Я, — подтвердил он.

— Ты тот человек, который погубил моего брата… Человек, разрушивший нашу семью…

Нед ничего не ответил.

— Нет. — Эмма покачала головой, словно пыталась отмахнуться от этой правды. — Нет, — снова прошептала она. Ее лицо исказилось от боли.

— Да, Эмма, — сказал он. — Я отдал бы все на свете, чтобы сказать, что это не так, но я не могу.

— О боже! — Она задохнулась и прижала руки к груди. — О боже, пожалуйста, нет!