Книга Последний фуршет - Вера Копейко

— Конечно, — сказал Славик. — Там бывают все, кто приезжает в Японию. Выстроить земную твердь в океане — это тягаться с самим Создателем. Невероятно.

Но самое невероятное, осенило его, что и он теперь — Создатель. Всего-то и нужно было, чтобы мельчайшая частица его плоти соединилась с частицей вот этой женщины, и их ребенок станет островом в этом океане людей. Частью здешнего мира. Более того, он сумеет почувствовать этот мир, как Такико. Он уже растет внутри ее, тоже среди вод...

Славик усмехнулся. Какие выспренные мысли, никогда прежде этим не грешил...

Он привык к татами из рисовой соломы в доме Такико. Он привык к бонсаю, который жил еще у ее предков. Этот миниатюрный клен, увешанный некрупными листьями, перейдет к их сыну. Потом дальше, и так будет две, три сотни лет подряд.

— Как тебе мое кимоно? — Такико вертелась перед восхищенным Славиком.

— Ты потрясающая. — Он встал, обнял ее и повалил на татами.

— Какой бросок, — рассмеялась она.

Никогда Славик не вел себя вот так с Лизой. Может быть, то, что он говорит на чужом языке, расковывает? Чужой язык — и ты сам не такой, не прежний.

— Поедем в Диснейленд, — сказала утром Такико. — Я хочу, чтобы наш сын побывал там и развлекся.

— Но... разве?

— А ты не знал, что младенцы в утробе все слышат? Ха-ха-ха!

— Тихо, ты оглушишь его, — остановил ее Славик.

— Ну вот, ты и поверил, — удовлетворенно сказала Такико. — Ты будешь хорошим отцом. Я уверена.

Они быстро собрались, прыгнули в машину и покатили в токийский пригород.

— Знаешь, — говорила ему Такико, — здесь все в точности, как в Диснейленде во Флориде. И домики, и аттракционы. Ты там был?

— Нет, — Славик покачал головой. — Я никогда не был в Америке.

— Поедешь со мной, — не то спросила, не то пообещала Такико.

— Мы поедем втроем, — он внимательно оглядел ее всю, но никаких перемен в фигуре не заметил.

Не было ничего нового и в лице. Славик помнил, какое лицо было у матери, когда она собиралась родить Наташу. Бледно-желтое, с мутными глазами. Похожими на глаза ее любимой хаски, от которой мать однажды задумала получить щенков. Просили знакомые, и манила честь стать основательницей породы в городе.

— Ага, — рассмеялась Такико. — Мы поедем втроем. Сразу, как только родится наш сын.

— Ты на самом деле уверена, что у нас будет сын?

— Конечно. Доктор знает... — Но она приложила палец к губам. — Давай не будем его тревожить.

Отвернулась от Славика и помчалась к причалу, от которого отплывали лодки в подземное царство.

— Сюда! — вопила она.

Славик удивлялся сочетанию японской взрослости и американской детскости в своей новой жене. Ему это нравилось.

Но он все чаще думал, как странно — он ведь любил Лизу. И гораздо сильнее, чем эту женщину. Потому что Такико выбрала его, а он-то сам — Лизу? Всегда любишь больше то, на завоевание чего потратил силы. Так почему не сложилось с Лизой?

Ответ Славик не мог найти и отдавался во власть Такико, которая жаждала служить ему. Впрочем, Лиза тоже служила, но по-другому. Она считала, что он не выживет без ее усилий. Славик чувствовал, как она сопротивляется самой себе. А эта японка отдает себя каждой клеточкой, с восторгом, без колебаний.

Сын родился, и Славик с удивлением обнаружил, что он теперь отец. Но Такико оставалась верна себе — она отдавала ему лишь радость игры, а все трудности и заботы брала на себя.

Что сказала бы Лиза, если бы узнала, что он на самом деле чувствует себя отцом?

22

— Ну, — Ксения Петровна посмотрела на часы, — торжественный ужин, я думаю, готов. Вика с семейством приедет к полуночи, она мне позвонила, а мы с тобой пойдем, посидим пока, поболтаем.

Они с Лизой молча шли вдоль бордюров из сиреневых мелких хризантем, к которым приникали, прячась от наступающей осени, странные, похожие на лилии, цветы без листьев. Каждый цветок, без стебля, высовывался из земли сам по себе. Лиза хорошо знала, как он называется, более того, такие росли у нее на даче, но сейчас не могла вспомнить.

— Ох, — выдохнула она, переступив через порог кирпичного дома, который стоял в дальнем углу сада.

— Разувайся, — скомандовала Ксения Петровна. — Здесь все, как в настоящем японском ресторане.

Лиза сбросила черные туфли и стояла, не отрывая глаз от низких столиков, от хорошо знакомых плошек. Господи, как давно она не видела ничего такого. Уже стала забывать и запах моря, исходящий от сырой рыбы, с острым привкусом йода. Почувствовала во рту теплую горечь саке.

— Но вы не говорили, что...

— Зачем говорить? Лучше показать и дать попробовать. Не все из нашего «Дома друзей» бывали в японском ресторане. Так почему им не доставить такое удовольствие?

— Но здесь все... — Лиза огляделась. — Все так правильно, точно.

— Еще бы нет. Дипломная работа, новоявленного дизайнера по интерьеру, твоего бывшего ученика и моего внука Игоря. Он хотел стать мыслителем Востока вроде Конрада и Алексеева, но гены, понимаешь ли, диктуют свое.

— Гены? Откуда они у него? — удивилась Лиза.

— Да так вышло, потом объясню.

Лиза чувствовала, сегодня она узнает что-то еще. Но хватит ли у нее сил удивиться?

— Садись, посидим, — Ксения Петровна указала на татами возле бамбуковой ширмы.

Они опустились, а Лиза спросила:

— Как вам удается держать людей в таком... радостном настроении? Ведь чтобы оценить вот это, — она указала на маленький зал, — надо уметь по-прежнему испытывать удовольствие от жизни.

— Они умеют. Ты сама знаешь и видишь.

— Так в чем дело?

— В вере.

— Вере? Во что? Они знают, что обречены, знают свой срок. Вы его не скрываете.

— А зачем? Человек должен соотносить себя и время, чтобы успеть то, что еще не успел. Веру, о которой я говорю, может быть, лучше назвать доверием. Ко мне, ко всем, кто здесь работает. Они должны знать, что дороги нам. Чего больше всего боится человек?

— Чего? Боли?

— Ее тоже. Но еще страшнее оказаться в жалком, беспомощном или неприглядном виде. Мы не только до гробовой доски, но и после нее хотим вызывать приятные чувства у окружающих. Пускай порадуются, — она кивнула на маленький зал, — что завтра наступит еще один день, в котором есть еще что-то хорошее.

— А считается, — сказала Лиза, — люди лучше себя чувствуют не среди таких же обреченных, а рядом со здоровыми.

— Я так не думаю, — покачала головой Ксения Петровна. — Здоровые вызывают зависть — ты не можешь того, что они.