Книга Убийство в Озерках - Мария Шкатулова

— Все равно надо было спросить. Я же тебя просила!

— Лёля, ради Бога! — перебила ее Нина. — Не будь наивной. Неужели ты думаешь, что это могло бы нам хоть что-то дать? Этот следователь, у которого я была, — настоящий профессионал. Уверяю тебя, если бы можно было что-нибудь выудить у твоего Салтыкова, он бы это сделал. И раз он говорит, что у Салтыкова алиби, значит, так оно и есть.

— Но ведь Салтыков мог сделать это не сам, а найти киллера!

— Только киллера нам и не хватало, — вздохнув, пробормотала Нина.

— Что? — переспросила Лёля. — Я не понимаю, ты хочешь спасти своего Юрганова или нет? Если да, то тебе придется снова пойти к следователю и все ему рассказать.

— Лёля, это невозможно. — Нина решительно покачала головой.

— Почему?

— По многим причинам. Во-первых, к нему очень трудно попасть: он человек занятой, и его целыми днями не бывает на месте. Я потратила больше десяти дней на то, чтобы дозвониться ему. Во-вторых, дело уже передается в суд, и после нашего сегодняшнего разговора он больше не захочет со мной ни о чем говорить.

— Почему?

— Потому что я нагородила всякой ерунды… Извини, мне не хочется об этом рассказывать.

— Да какое может иметь значение эта твоя ерунда? Если речь идет о важном деле, он просто обязан тебя принять.

— Если о важном, то, конечно…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Лёля, ты прости, но, мне кажется, что отрывать его от дел из-за этого несчастного билета…

Лёля, казалось, только этого и ждала.

— Несчастный билет, говоришь? — повторила она язвительно. — Вот, значит, в чем дело? А ты знаешь, что я ему звонила?

— Кому, следователю? — испугалась Нина.

— Да не следователю, а Салтыкову.

— И что же?

— А то, что я была абсолютно права.

— Он сознался? — усмехнулась Нина.

— Напрасно ты иронизируешь. Сперва выслушай, а потом…

И Лёля рассказала, что произошло.

* * *

Она позвонила Салтыкову вечером, через несколько дней после разговора с Ниной, спросить, как дела. Они поговорили о выставке, о хвалебной статье, опубликованной в одной из газет, потом Салтыков пожаловался на свой радикулит, потом поговорили о погоде, о ценах, даже о политике, и под конец Лёля невзначай спросила:

— Слушай, Павел, ты уже сдал билеты?

— Какие билеты? — удивился Салтыков.

— Люся говорила мне, что ты купил билеты в Японию: ей и себе.

— A-а… Ну, конечно, сдал. А что?

— Ты сдал оба билета?

— Что за дурацкий вопрос! — рассердился Салтыков. — Конечно, оба. А что?

— Почему дурацкий? Я думала, что сам-то ты все-таки полетишь?

— Нет, не полечу.

— Почему, если не секрет?

Салтыков помолчал.

— Слушай, Лёля, это не секрет, конечно, но ты вынуждаешь меня говорить о том, о чем мне говорить не совсем приятно, — Салтыков вздохнул, — ты же знаешь, что мы собирались лететь вместе, а теперь, после всего, что случилось, мне одному… как-то, понимаешь? — и он опять вздохнул.

— Да, конечно, я понимаю, — сказала Лёля и тоже вздохнула, — ты меня извини, пожалуйста…

— А что? Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Салтыков.

— Да нет, просто так. Вернее, моя подруга собирается лететь в Японию…

— Ну и что?

— Да ничего. Просто я подумала, что если ты еще не сдал билеты, она могла бы полететь вместе с тобой по Люсиному.

— То есть?

— Ну, чтобы ей не идти покупать в кассу… И тебе тоже выгодно: ведь когда сдаешь билет, наверное, теряешь какую-то сумму?

— Что ты несешь? — рявкнул Салтыков. — Как это — вместе со мной и по Люсиному билету? Ты что, не знаешь, что билеты продают по паспортам?

— Ох, Господи, я забыла! Извини, пожалуйста. Вчера она звонила поздно вечером и совсем заморочила мне голову.

— То есть?

— Что ты все время — «то есть, то есть», — передразнила Лёля, — я же говорю: подруга собирается в Японию. Я сказала ей про тебя, сказала, что у тебя два билета, и что… ну, словом, про Люсю. А она говорит, давай, мол, мы вместе полетим. Вот я и обещала тебе позвонить, а про паспорт забыла. Да, Павел, еще хотела спросить: ты эти билеты купил на Смоленской?

— Нет.

— А где?

— Извини, Лёля, больше я не могу говорить: мне надо идти, я опаздываю, у меня встреча. Созвонимся как-нибудь потом, хорошо?

И Салтыков повесил трубку.

* * *

И теперь, говоря с Ниной, Лёля возмущалась, что та никак не хочет ее понять.

— Неужели ты не видишь, что я права?

— Представь себе, не вижу. Какой, собственно, криминал ты находишь в его словах?

— То есть как? — взорвалась Лёля. — Он подтвердил, что сдал оба билета, и теперь ему деваться уже некуда: он не сможет отказаться от своих слов, понимаешь?

— Нет, прости, не понимаю.

— Неужели мне все начинать сначала? Я же сто раз объясняла тебе, что он соврал своей жене, сказав, что купил два билета, и соврал потому, что знал, понимаешь, прекрасно знал, заранее знал, что она никуда не полетит.

— Почему ты думаешь, что он соврал? Может быть, у него действительно было два билета?

— Тогда почему он тебе сказал про один?

— Мало ли почему! Например, не хотел упоминать свою жену, даже косвенно. Или просто не придал этому значения.

— Да нет же: он просто сказал правду, понимаешь? Самым естественным образом сказал правду, потому что перед тобой ему незачем было хитрить и изворачиваться. При тебе ему не нужно было быть бдительным. Что было, то и сказал. Он просто прокололся, элементарно прокололся. И на наше счастье даже не понял этого. Неужели неясно?

— Лёля, ты ошибаешься! Можно представить себе тысячу причин, по которым он сказал мне про один билет…

— Да не было у него никаких причин, когда он говорил с тобой, человеком совершенно посторонним, который ничего не знает и не может знать про его дела.

— Именно поэтому ему и было совершенно все равно, что сказать.

— Вот тут ты ошибаешься.

— Почему?

— Почему? — переспросила Лёля. — Вот смотри: ты купила два билета. Или две шариковые ручки. Или два арбуза, неважно. А потом продала, или потеряла, или съела. Как ты скажешь? Как ты скажешь в самом обычном случае, когда тебе не надо врать, притворяться и так далее? Съела арбуз? Продала ручку? Потеряла билет? Никогда в жизни! Ты скажешь: продала ручки, съела арбузы, потеряла билеты и т. д. Потому что это — естественно. Согласна?