Книга Две дамы и король - Ольга Играева

Вадим давно выработал привычку спокойно реагировать на самые разные проявления человеческой натуры, но слова Булыгина его покоробили, хотя он и не подал виду. Может быть, оттого, что дело касалось Регины? Да нет, Занозин вообще не любил умников, которые держат кукиш в кармане и на этом основании считают себя очень ловкими и хитроумными.

— Вы хотите сказать, что Регина Никитина была заинтересована в убийстве Киры Губиной?

— Разве я это сказал? — делано изумился Булыгин. — Вы не правильно поняли…

Он посмотрел в глаза Занозину с явной издевкой — не потому, что именно Вадим был ему неприятен, а потому, что Булыгин считал себя очень крутым и любил чувствовать чужую беспомощность. «Что, не удалось меня на слове поймать, ментяра? И никогда не поймаешь. Так-то». Булыгина еще сковывало напряжение — последствие решающего разговора с Губиным и появление этого мента. Но он вспомнил, что почти решил свои проблемы с Губиным, и сладкое чувство самодовольства залило его душу. Мимолетно ему подумалось, что он совершает ошибку, восстанавливая мента против себя, — мало ли что. Но Булыгин отмахнулся от этой мысли — кто он такой, этот Занозин? Ему захотелось остаться одному, чтобы целиком отдаться смакованию победы над Серегой и предвкушению дальнейших жизненных удач. Он широко и почти искренне улыбнулся Вадиму и спросил:

— У вас еще что-нибудь ко мне?

Вадим вышел из конторы Губина на оживленную улицу и, задержавшись на краю тротуара, закурил.

Спешить не хотелось. Был прелестный московский ранний вечер. Он стоял, курил и пытался подвести итог своих сегодняшних изысканий в царстве Губина.

И еще он думал: хорошо, что он поборол искушение и не зашел к Регине, хотя она была совсем рядом — через три двери от Губина и напротив кабинета Булыгина…

Мимо проходили люди — лысоватые мужчины-госслужащие в костюмах и галстуках, красивые юные девушки, их Занозин безотчетно провожал взглядом.

На Тверскую все девушки, как правило, приходят принаряженные. На бывшей Горького и двадцать лет назад у девушек было принято просто гулять, дефилировать с заходом в магазины, чтобы себя показать Попадались туристы и простые озабоченные тетки с сумками. Суета вокруг расслабляла и настраивала на благостный лад. Вдруг около газетного киоска его взгляд наткнулся на показавшийся знакомым затылок, стриженый, мощный, расположенный выше уровня занозинских глаз. Вадиму нестерпимо захотелось заглянуть «затылку» в лицо, и он начал соответствующий маневр, заходя сбоку. Но «затылок», как назло, повернулся. Вадим, не оставляя своих намерений, стал обходить его с другой стороны. Но тут обладатель затылка обернулся и уставился Занозину прямо в лицо. Расстояние между ними было метров пять. «Мигура», — с удивлением признал Занозин и рванул к нему.

Однако тот не стал ждать, когда Занозин приблизится. Мигура развернулся и с завидным проворством нырнул в подземный переход. Вадим сбежал по ступеням, еще на лестнице вглядываясь в макушки шевелящейся внизу в переходе толпы. Мигуры и след простыл. Занозин еще какое-то время потыркался в переходе туда-сюда, но напрасно. «Снова он тут, рядом с Региной. Зачем все-таки?» — ломал он голову. Нельзя сказать, что новое появление Регининого преследователя его сильно испугало. Но оно тревожило, раздражало, озадачивало. В последнее время он о Мигуре и думать забыл… Занозин не мог для себя решить, надо ли говорить Регине о том, что преследователь никуда не делся, а просто стал осторожнее и не попадается на глаза. С одной стороны, зачем ее волновать… Ведь непонятно, чего хочет Мигура. Но с другой стороны, именно это обстоятельство и было главным источником беспокойства. Непонятное всегда страшит.

Булыгин приехал домой в самом прекрасном расположении духа. Едва он переступил порог, ему на шею с визгом бросилась Элеонора. Она днем прилетела с Кипра и уже успела разобрать вещи и расслабиться. Выскочила она из ванной, обернутая махровым ослепительно белым полотенцем, и повисла на Булыгине. Элеонора знала правила игры — ей надлежало изображать восторг при виде мужа.

— Чего не встретил в аэропорту, бесстыжий?

Я ведь предупредила, когда рейс, на автоответчике сообщение оставила, — извиваясь всем телом вокруг Булыгина, защебетала она. Так извертелась, что полотенце вот-вот упадет. Правила игры правилами игры, а проделывала она это не без удовольствия.

— И без меня прекрасно добралась, — улыбнулся Булыгин, прижимая ее к себе за вертящийся задик.

Потом отодвинул и объявил:

— Кофе хочу.

— Сейчас, — отозвалась Элеонора и устремилась в спальню — облачиться во что-нибудь более подходящее.

Булыгин с удовольствием посмотрел, как она скинула с себя полотенце и, встав на цыпочки, начала копаться в шкафу. От постоял еще немного, глазея на Элеонору, склоняя голову то на один, то на другой бок. «Все-таки обалденная девка, пока рот не откроет», — признался себе тщеславный Булыгин. Он бросил на стул плащ и кейс и прошествовал на кухню.

Элеонора появилась через минуту — в трикотажных обтягивающих бриджах и белом топе, позволяющем разглядеть ее сногсшибательный загар. Она тут же схватила чайник, налила в него воды и воткнула штепсель в розетку, потом кинулась к шкафчикам, доставая чашки, банки, ложки и прочее необходимое для кофепития.

Булыгин покосился на ее плечи.

— Хорошо загорела. Признавайся, мужики приставали? — Оттянул на ее талии край трикотажных бриджей и заглянул внутрь. Трусиков на Элеоноре не было. — Однако!.. — восхитился он.

Булыгин собрался продолжить свое исследование.

Но Элеонора, взвизгнув, шутливо шлепнула его по руке и проговорила жеманным голосом, пародируя неизвестно кого:

— Фу, дурак!

Булыгин, довольный, отлип до поры.

— Какие мужики? — затараторила Элеонора. — Никаких мужиков! Ни одного стоящего в радиусе километра, — вдохновенно врала она, накрывая на стол. — Целыми днями на пляже и в бассейне, плавала я как спортсменка — от борта до борта и обратно раз по пятьдесят. Одна дура — служащая отеля — даже поинтересовалась: может, я член национальной сборной? Хи-хи-хи… Они там такие тупые! Я у портье спросила, где у вас самый шикарный магазин. Так он меня направил — оказался какое-то сельпо, честное слово. Склад б, у. Никакой эксклюзивное™… Ни одной фирменной шмотки. Самый шикарный магазин, а «Экскалмейшн» не найдешь… Все какое-то серое, жеваное. Один раз надел — и можно выбрасывать. Одноразовые…Тоска, никаких достопримечательностей! В парикмахерскую пошла — говорю, сделайте мне легкую химию. Так они сделали сильную!

Такие тупые! Эта парикмахерша все по-английски лопочет что-то вроде: «Перм? Перм?», а я понимаю, что ли? Настоящая дура! А массажистка? Я ей говорю:

«Осторожнее!», а она тянет и тянет кожу. Дура…

Булыгин вполуха слушал щебетание Элеоноры, расслабленно откинувшись на стуле, похохатывая к месту, но не вникая в смысл. Он чувствовал во всех членах приятную усталость — пришлось с Серегой повозиться, но зато теперь деться тому некуда. «Подфартило Редкая везуха! И совесть чиста — тот первый начал. Я только даю сдачи — да как даю, интеллигентненько! Другой бы убийцу с топором подослал, ха-ха! А я — мол, прощаю тебе твои душегубские планы, отпусти меня с фирмочкой и считай, что квиты. Хорошая работа, ей-богу, хорошая! Вряд ли Губин станет делать глупости — легче потерять часть, чем все. Это любому дураку ясно. Да и между нами, всегда у него кишка была тонка (Булыгин презрительно искривил губы) — там, где надо действовать жестко, он и раньше колебался, мялся. Чего мяться, ведь бывают ситуации, когда другого выхода просто Нет? Что уж тут из себя изображать, в поря-а-а-дочность играть? Да, бывают. Очень даже бывают. А вы думаете (Булыгин обращался к каким-то воображаемым моралистам), что идти на крайность — большое удовольствие? Что нормальный, молодой, преуспевающий мужик, которого вынудили пойти на крайность, кайф от этого ловит? Бросьте, он же не псих, не маньяк, не садист! Просто он ведет себя как мужчина, он решает проблемы, он чувствует ответственность перед родными и друзьями, ответственность за свое дело. Он умеет собрать волю в кулак и через „не хочу“, переступая через собственную брезгливость, делает единственно верный шаг. Ну, да ладно, что об этом теперь думать. Проехали, все в прошлом, ничего не вернешь и забивать себе голову всякой мурой нечего. А я всегда знал, что обгоню Губина на повороте, ей-богу, всегда! Никому это в голову не приходило, а я знал, что наступит мой час… Я знаю, Губин, Димка Сурнов, эта Регина — очкастая змея, вся эта кодла журналистская в издательстве, они все считали меня тупоумным, невоспитанным, с неповоротливыми мозгами, амбициозным без всяких на то оснований провинциалом, которого Губин пригрел и который без Губина ни на что не способен. Как это Ленин про Молотова говорил — „каменная жопа“? Вот-вот, считали меня, наверное, каменной жопой. Узнаете вы меня скоро, приятели…»