Книга Храбры Древней Руси. Русские дружины в бою - Вадим Долгов

Из Тверской летописи:

«Батый оттуда [от города Торжка] пошел к Козельску. Был в Козельске князь юный по имени Василий. Жители Козельска, посоветовавшись между собой, решили сами не сдаваться поганым, но сложить головы свои за христианскую веру. Татары же пришли и осадили Козельск, как и другие города, и начали бить из пороков, и, выбив стену, взошли на вал. И произошло здесь жестокое сражение, так что горожане резались с татарами на ножах; а другие вышли из ворот и напали на татарские полки, так что перебили четыре тысячи татар. Когда Батый взял город, он убил всех, даже детей. А что случилось с князем их Василием — неизвестно; некоторые говорили, что в крови утонул. И повелел Батый с тех пор называть город не Козельском, но злым городом; ведь здесь погибло три сына темников, и не нашли их среди множества мертвых».

Но все-таки продвижение Батыя остановить не удалось. Русь на 240 лет оказалась зависима от ордынских ханов («царей», как называли их на Руси). Это время стало для русского народа тяжелым испытанием, из которого он вышел значительно преобразившимся, окрепшим, многому научившимся и многое осознавшим.

Возможно, если бы не татарское нашествие, Русь сейчас была бы небольшой европейской страной (типа Польши или Венгрии). Вызов кочевой степи, на который пришлось отвечать русскому народу, сделал из нее великую державу, простирающуюся до Тихого океана. Для того чтобы научиться сражаться с Ордой и побеждать, Руси пришлось самой стать до некоторой степени татарской: перенять некоторые полезные черты военного строя и государственной организации, преодолеть раздробленность и выступить единым строем.

Новая расстановка сил начинает проявляться в XIV веке. Русь собирает силы для борьбы с Ордой. Орда же, напротив, вступает в период политического дробления. Междоусобные войны, некогда сгубившие Русь, начинаются и среди представителей татарской знати. Постоянно происходят государственные перевороты, ханы убивают своих предшественников, но и сами оказываются жертвами очередных заговоров.

В ходе борьбы выдвигается правитель западной части некогда великого татарского государства — эмир Мамай. Мамай не был чингизидом и поэтому не имел права сам именоваться ханом. Ему приходилось править посредством слабых отпрысков рода Чингисхана. На Руси Мамая считали правителем незаконным: нецарское происхождение и тот факт, что Мамай не распространял свою власть на всю территорию страны, позволяли московским князьям считать его ровней себе, не более. Поэтому непомерные аппетиты эмира, требовавшего от Москвы дани в повышенном размере, были в конце концов отвергнуты. Назрел серьезный конфликт, вылившийся в конце концов в первое полномасштабное противостояние Руси, начавшей объединяться вокруг Московского княжества, и Орды — Куликовскую битву, произошедшую 8 сентября 1380 года на берегу Дона.

Событие это отразилось в многочисленных письменных источниках: от сравнительно кратких летописных заметок, сделанных современниками событий, до пространных сочинений, содержащих много дополнительных подробностей (таковы «Задонщина», поздние летописные повести и «Сказание о Мамаевом побоище»). Позднее происхождение «подробностей» заставляет исследователей высказывать сомнения в их достоверности. В числе прочих вызывает сомнение и знаменитый поединок русского монаха Александра Пересвета с татарским воином, с которого, если верить «Сказанию», началась битва. В некоторой степени сомнения эти обоснованны: рассказ о поединке не имеет никакой предшествующей «Сказанию» литературной традиции. Упоминание о героической роли Пересвета и его брата Осляби есть в «Задонщине», но о том, какова была эта роль, «Задонщина» умалчивает:

«Пересвета-чернеца, брянского боярина, на суженое место привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона Великого на берегу.

В такое время старому человеку следует юность вспомнить, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».

Откуда же могли «всплыть» неизвестные ранее подробности битвы спустя несколько десятилетий? Собственно, возможных ответов существует только два: они являются чисто литературной конструкцией (читай: выдумкой книжника) или оказались сохранены не дошедшей до наших дней традицией (письменной или устной).

В пользу первого варианта говорит тот факт, что среди разбираемых «подробностей» есть заведомо ложные, являющиеся результатом сознательного «подгибания» автором реальности под его представление о должном. Так, в «Сказании» Дмитрия на битву благословляет митрополит Киприан, который этого сделать не мог в принципе, поскольку отсутствовал в то время в Москве. Но поскольку битва без благословления митрополита была бы не столь значимой для картины глобального противостояния христианского воинства «поганым», такой сюжет был «сконструирован».

Кроме того, противника Пересвета в разных вариантах этого произведения именуют то Челубеем, то Таврулом, то Темир-мурзой. Такая разноголосица тоже наводит на подозрения.

Но значит ли это, что и вся история про бой Пересвета является выдумкой?

Совсем не обязательно.

Во-первых, как мы видели, известия о Пересвете и его брате сохранились не только в тексте «Сказания». Как было показано, упоминается он и в «Задонщине». «Посох Пересвета», который он, по преданию, оставил перед битвой в келье отшельника, до революции хранился в Дмитриевском Ряжском монастыре. Существует почитаемое место его захоронения. Имя Пересвета включено в разрядную книгу. Даже легендарный характер этих сведений не может быть поводом отнестись к ним с невниманием, ведь легенды не возникают на пустом месте. Какой-то Пересвет в войске Дмитрия был. Его принадлежность к монашествующим может быть сюжетной натяжкой позднего книжника, но сам факт его существования и участия в битве вряд ли можно подвергнуть сомнению.

Во-вторых, сам характер подвига, совершенного Пересветом, был таков, что в обществе, культура которого включает полноценно функционирующие механизмы устной передачи информации, он не мог оказаться вне сферы фольклорной традиции. Роль письменности в древнерусском обществе XIV–XV веков не стоит преувеличивать. Многое из того, что в наши дни сохраняется исключительно в письменной сфере, в малописьменную эпоху сохраняла народная память. В древнерусской литературе отсутствовали целые жанры, например любовная лирика, функции которой, по замечанию академика Д. С. Лихачева, выполнял фольклор. Существенная роль принадлежала фольклору и в деле сохранения исторических знаний. Художественная специфика многих древнерусских произведений ясно указывает на то, что существование свое они начали в виде устных сказаний. Пассаж о Пересвете, ясно перекликающийся по стилистической организации с былинами и историческими песнями, — не исключение.