Книга Измена. Знаем всех поименно! - Владимир Бушин

Никто, конечно, не собирается отрицать, что ив 1941 ив 1942 годах Красную Армию постигли очень крупные неудачи, в результате коих немцы дошли до Москвы, а на другой год — до Волги. В чем причина этого? Млечин видит ее, главным образом, в предвоенных репрессиях. Конечно, это сыграло свою роль. Но он уверяет, что если бы их не было, то вообще не было бы войны с ее огромными неудачами и потерями первых лет. Гитлер, дескать, побоялся бы напасть. А тут, говорит, дело дошло до того, что дивизиями командовали капитаны. Очень интересно. Но мы слышим это уже лет пятнадцать, и за все время никто не назвал ни одной дивизии, ни одного капитана. В чем дело? И вот же не было никаких репрессий в Польше, во Франции, в Англии… А Гитлер не только не побоялся напасть, но и разнес в прах войска этих держав в считанные дни и недели, Польшу — даже без мобилизации, т. е. с армией мирного времени. С другой стороны, генерал-полковник Гальдер, как начальник Генштаба вермахта знавший положение в своей армии несколько лучше, чем Млечин и Наумов, уже 23 ноября 1941 года был крайне озабочен тем, что «полками стали командовать обер-лейтенанты, а батальонами — младшие офицеры», т. е. сержанты. А ведь и в вермахте не было никаких репрессий.

Но сочинитель все свое: «Генералов так долго учили не проявлять инициативы, что в страхе нарушить или не выполнить приказ они терялись в горячке боя… Иона Эммануилович Якир, будь он жив, никогда не позволил бы себе так растеряться. Под его командованием войска сражались бы иначе. Но Якир был расстрелян».

Во-первых, дружок, в свое время даже из «Нового времени» тебя выставили бы, вздумай ты «нарушить приказ» и напечатай там антисоветскую статейку. Как и сейчас вышибут с телевидения, если вдруг опять «в нарушение приказа» взбредет в голову говорить правду о Советской эпохе и о нынешней власти. Даже Солженицына, любимца двух президентов, едва он вякнул что-то по телевидению против режима, тотчас прихлопнули. Увы, так было, так и есть. Поэтому не вздумай откапывать свой партбилет, зарытый у тещи на даче, и потрясать им с экрана. А уж в душе военнослужащего-то трепет перед нарушением или невыполнением приказа должен быть всегда, ибо армия живет по приказам.

А что касается спасителя Якира, то ведь это всего лишь благостная гипотеза. «Тремя военными округами, на которые пришелся немецкий удар, командовали неопытные генералы, которые даже не успели освоиться на своих должностях». А вот, мол, Якир был ужас какой многоопытный, мужественный и расторопный.

На самом деле сын кишиневского провизора Иона Эммануилович Якир в Первой мировой не участвовал и никакого военного образования не имел, а большую часть Гражданской пребывал не на командных должностях: комиссар бригады, начальник политотдела, комиссар дивизии, комиссар корпуса, член Реввоенсовета армии… На командных должностях да еще начальником Управления военно-учебных заведений оказался уже в мирное время. Совсем не о твердости характера и мужестве говорят и письма Якира, с которыми он обратился к Сталину и Ворошилову 9 июня 1937 года, — в день, когда закончилось следствие по делу о военном заговоре во главе с Тухачевским. Эти письма опубликованы в книге В. Лескова «Сталин и заговор Тухачевского» (М. 2003. С. 162). Автор книги отметил, что КГБ представило это письмо делегатам XXII съезда с такими изъятиями, в таком препарированном виде, что оно превращалось в документ полной невиновности Якира. Наш беспорочный Млечин, не ставя под сомнение достоверность письма Якира, даже назвав «явно искренним», тоже опубликовал его, но при этом, как опытный шулер, далеко и явно превзошел КГБ. Вот его публикация.

«Родной, близкий товарищ Сталин!

Я смею так к Вам обратиться, ибо я все сказал, и мне кажется, что я честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководства. Я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с горячей верой в победу коммунизма» (с. 189).

А вот этот текст после слов «на виду партии и ее руководства: «— «потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства. Следствие закончено. Я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства. Теперь я честен каждым своим словом», — этот текст шельмец выбросил. Какова работа? Хоть сейчас сажай на место Зурабова или Вешнякова. Не осталось ни малейшего намека на признание своей вины.

Для полноты картины сопоставим Якира с «неопытным» генералом армии Д. Г. Павловым, командующим Западным фронтом. Он, в отличие от Якира, воевал еще в Первую мировую. А в Гражданскую дошел до должности помощника командира полка. Затем, опять же в отличие от Якира, окончил Военную академию им. Фрунзе и академические курсы при Военно-технической академии. Позже участвовал и в Гражданской войне в Испании, за что был удостоен звания Героя Советского Союза, и в боях на Халхин-Голе, и в Финской, после которой получил высшее генеральское звание и был назначен командовать Западным округом. Вот такой «неопытный».

Столь же нелепо говорить, что Павлов «даже не успел освоиться» в новой должности командующего округом. К началу войны он пребывал на этой должности уже целый год. В такое время! И это же армия, а не кондитерская фабрика. К тому же Павлов еще в 1931 году здесь, в Белорусском военном округе, командовал механизированным полком, а в 1934–1936 годы тут же — механизированной бригадой. Так что в целом он служил в этом округе лет 5–6 и имел возможность досконально изучить будущий театр военных действий. Но, увы, вечером 21 июня за несколько часов до нападения его больше интересовал другой театр — МХАТ, приехавший на гастроли в Минск. Павлов приказал поставить недалеко от своей ложи в Доме офицеров аппарат ВЧ, и, делая вид, что находится в штабе округа, оттуда со спектакля отвечал на вызовы Генштаба, уверяя, что все спокойно, или, как сказал бы Путин, когда пылал Манеж, «ситуация под контролем». Вот это — преступная безответственность, легкомыслие, а вовсе не недостаток опыта, образования, времени для освоения должности, а отсюда и растерянность командующего были важной причиной разгрома Западного фронта. Именно за это генерал и понес суровое наказание. Но все-таки он не писал таких, как Якир, писем Сталину. Мало того, подписывая протокол допроса, он на нем добавил: «Признаю себя виновным в поражении, но в заговоре не участвовал» (И. Залесский. И. В. Сталин и коварство его противников. Кн. 2. Минск. 2002. С. 159). А его пытались обвинить и в заговоре. Есть сведения, что Сталин сам отмел это как чушь.

«— Ладно, — вдруг опять согласится Млечин. — Промахнулся я и с Якиром. Но Тухачевский! Уж этот непременно спас бы родину…» Хотя, говорит, «есть люди, которые и по сей день считают, что маршала наказали не зря, что он действительно был врагом — готовил государственный переворот».

Знаток вопроса Млечин пишет, что арестованный в мае 1937 года Тухачевский «упорно (!) отрицал какую-либо свою вину в измене или в каком-либо другом преступлении. Не дали результата длительные (!) допросы. Он все (!) время твердил одно (!) — ни в чем не виноват». А вот что писал сам Тухачевский: «Будучи арестован 22-го мая (в Куйбышеве), прибыв в Москву 24-го, впервые был допрошен 25-го и сегодня, 26-го мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его» (Военно-исторический журнал № 891, с. 44. Фотокопия рукописи).