Книга Песня для зебры - Джон Ле Карре

Все присутствующие наблюдают, как Хадж переваривает информацию.

— А вот эти рудники, три базы, которые выбрал ваш Синдикат, — по одному для каждого из нас…

— Так, и что с ними?

— Это же не просто какие-то старые рудники, выбранные наобум, правильно? Может, с виду по ним и не скажешь, но они представляют собой объекты особого назначения.

— Боюсь, Хадж, тут вы обращаетесь не по адресу. В технических тонкостях я совсем не разбираюсь.

— Там и золото есть, и алмазы, не так ли?

— О, я очень на это надеюсь! В противном случае мы совершаем ужасную ошибку.

— А еще там огромные отвалы.

— В самом деле?

— В самом деле. Их сплошь окружают терриконы колтановой руды. Руду добывали, ссыпали в накопительные отвалы, а потом забросили: наши были по уши заняты вымиранием, так вывезти руки и не дошли. А сейчас достаточно провести первичную переработку на месте, чтобы уменьшить вес, да организовать транспорт — вот вам и золотая жила. На это и полугода не нужно. Двух месяцев вполне хватит.

Краем глаза я замечаю, как Табизи кончиками унизанных кольцами пальцев бережно ощупывает оспины у себя на подбородке. По-моему, у него руки чешутся свернуть челюсть Хаджу.

— Что ж, спасибо за предоставленные сведения, Хадж, — невозмутимо отвечает Филип. — Не думаю, чтобы это ускользнуло от внимания наших экспертов, однако передам непременно. Вообще-то колтан уже не тот чудо-минерал, каким считался раньше, но это, разумеется, и без меня всем известно.

* * *

— Что такое “роумер”, Шкипер?

Я поднимаю руку, прося разъяснений. Макси раздраженно их дает. Ну откуда мне было знать, что это средства радиосвязи, которые так быстро изменяют частоту приема-передачи, что не только в Букаву, но и по всей Африке не найдется оборудования, способного их засечь?

— Какие еще гуси, Шкипер?

— Дикие, твою мать! Наемники! По-твоему, у нас тут урок зоологии? Говорил же, что знаешь военную лексику.

Не проходит и двух минут:

— А ЧВК, Шкипер?

— Частная военная компания. Ты, Синклер, вчера, что ли, родился?

Я извиняюсь — а этого переводчик экстра-класса делать не должен. Никогда.

— Кордоны. Сечешь, старик? Французское словечко, справишься. Закрепившись на базе, устанавливаем вокруг кордоны. Радиус — пятнадцать миль, никто не входит и не выходит без нашего разрешения. Снабжение всего предприятия осуществляется по воздуху, вертолетами. Вертолеты наши, пилоты наши, база — ваша.

Антон водружает на каждую точку по игрушечному вертолетику. Стараясь не встречаться взглядом с Хаджем, я не сразу замечаю, что Филип перехватил инициативу.

— Эти вертолеты, господа… — Любитель театральных эффектов, он умолкает, дожидаясь полной тишины, и когда она наступает, начинает снова: — Эти вертолеты, господа, жизненно важные для нашей операции, будут выкрашены в белый цвет. Так их проще опознать. В качестве меры предосторожности, чтобы обеспечить им свободу передвижения, мы также предлагаем нанести на них опознавательные знаки сил ООН, — добавляет он как бы невзначай.

Я по мере сил воспроизвожу его непринужденный тон, а сам тем временем гипнотизирую бутылку с минералкой и старательно игнорирую возмущенные возгласы Ханны, все громче звучащие в моем сознании.

Макси опять берет слово. Особым его расположением пользуются шестидесятимиллиметровые минометы, непременный атрибут столь любезных Пауку заварушек. Пару добрых слов находит Макси и для реактивных гранат, бьющих на расстояние около километра и способных разнести в клочья целый взвод, разорвавшись по приземлении. Но сердце его принадлежит шестидесятимиллиметровке. Переводя, я как будто бреду по длинному узкому туннелю, и собственный голос эхом доносится до меня из темноты:

В первую очередь завозим горючее, потом боеприпасы.

Каждому бойцу будет выдан “Калашников” чешского производства. Лучшего полуавтоматического оружия на всем свете не сыщешь.

Каждая база получит по три пулемета российского производства калибра семь шестьдесят два, по десять тысяч патронов и по одному белому вертолету для транспортировки войск и грузов.

На каждом белом вертолете в носовом обтекателе будет установлен пулемет Гатлинга, способный делать четыре тысячи выстрелов в минуту патронами калибра двенадцать и семь десятых.

Необходимо выделить как можно больше времени для боевых упражнений. Тренировка никогда не бывает лишней.

Давай, старик, выдай им все это.

И я выдаю.

Колокольчик молчит, но стрелка настенных часов не стоит на месте, а для нас, людей военных, режим — это все. Двойные двери в библиотеку распахиваются. Позабытые нами дамы стоят навытяжку в клетчатых фартуках у роскошно сервированной буфетной стойки. Из какого-то нематериального далека я рассматриваю омаров на льду, лосося с огурчиками, ассорти холодных мясных закусок, сырную доску, в том числе мягкий “бри”, счастливо избежавший мусородробилки, бутылки белого вина в запотевших серебряных ведерках, пирамиду свежих фруктов и — ни дать ни взять бриллиант в короне — двухъярусный торт, украшенный флажками Киву и Демократической Республики Конго. Как по сигналу, с улицы входят в строгом порядке, по старшинству, Мвангаза, его прилизанный секретарь Дельфин и, в качестве замыкающего, Антон.

— Перерыв на ланч, господа! — игриво провозглашает Филип, когда мы послушно встаем. — Прошу не стесняться!

Белые вертолеты с опознавательными знаками ООН, повторяю я про себя. Палящие из пулеметов Гатлинга в носовом обтекателе со скоростью четыре тысячи выстрелов в минуту в интересах мира, справедливости и процветания Киву.

* * *

Скажу прямо: за все годы работы переводчиком я ни разу не оказывался в подобной ситуации. Обычно клиенты радушно приглашали меня присоединиться к любого рода угощениям-развлечениям, запланированным в рамках мероприятия, будь то полноценный банкет по всем правилам светского этикета или скромный коктейль с закусками в баре, чтобы отметить окончание трудового дня. Однако приказ Шкипера был недвусмысленным. К тому же неясные дурные предчувствия, все назойливее дававшие о себе знать, напрочь отбили аппетит, хотя в бойлерной, вопреки разговорам Макси о галетах, меня встретил поднос, до отвала нагруженный бутербродами.

— Полный штиль, парень, — сообщает мне Паук, одной рукой отправляя в рот кусок сыра с корнишоном, а другой безнадежно махнув в сторону своих магнитофонов. — Прослушивай столики время от времени, а так отдыхай до новых указаний.

— Кто сказал?

— Филип.

Безмятежность Паука вовсе не успокаивает мою тревогу — скорее наоборот. То он обещал мне суматошный перерыв, а теперь вот с точно такой же заговорщицкой ухмылкой заявляет, что делать ничего не надо. Я надеваю наушники, но в них стоит тишина. На сей раз Сэм не забыла выключить микрофон. Паук вроде бы продолжает изучать потрепанный журнал о военной технике и энергично жевать, однако это еще не значит, что он за мной не следит. Я выбираю кнопку “Библиотека” на своем пульте и слышу, как и следовало ожидать, позвякивание тарелок и столовых приборов. Глэдис — или это Дженет? — спрашивает кого-то на удивительно правильном суахили: “Отрезать вам кусочек, сэр?” Библиотека, временно превращенная в столовую, так и стоит у меня перед глазами. Самообслуживание с ненавязчивой помощью наших женщин, отдельные столики — два двухместных и один на четыре персоны. Каждый из них, согласно моему пульту, снабжен отдельным же микрофоном. Стеклянные двери покерной распахнуты для желающих пообедать на воздухе. К их услугам столики в саду, также снабженные микрофонами. Филип играет в метрдотеля: