Книга Утренняя песня - Кимберли Кейтс

– Остен, подумай, ты будешь вне закона, опозоришь свое доброе имя.

– Мне все равно.

– Ты не прав! Ты не знаешь, каково это быть беглецом, то и дело оглядываться, опасаясь преследования, не иметь никакого пристанища.

– Мои руки будут твоим пристанищем, Ханна.

– А что произойдет с Рейвенскаром? С людьми, которые от тебя зависят? Арендаторами?

– Аттик за всем присмотрит.

– Вряд ли он станет возиться с больным ребенком, как ты с Мейзи Дигвид. Или поможет влюбленному юноше проектировать дом для невесты. А как же твои родные? Летти и Мэдлин? Твоя мать? Они ждали, надеялись и молились о воссоединении с тобой целых восемь лет. Разве твоя мать не заслуживает того, чтобы увидеть тебя снова, чтобы обнять тебя, хотя бы ненадолго? Ты ее сын, ее первенец. Она никогда не прекращала любить тебя.

– А как же ты, Ханна, ты и Пип? Господи, я люблю тебя! Как я могу отпустить вас обоих, зная об опасности, которой вы подвергаетесь?

– Я каждый день буду благодарить Бога за то, что встретила тебя, потому что поняла, что люди бывают хорошими, достойными доверия и великодушными. Они могут нести ответственность за тех, кто находится на их попечении. Разве ты этого не понимаешь, Остен? Люди из Рейвенскара заслуживают получить от тебя нечто лучшее. Они от тебя зависят. Ты не можешь так просто повернуться и уйти, послать их к дьяволу и наплевать на свои обязанности. Я уйду, Остен, а ты останешься.

Самым трудным было повернуться и направиться к двери, но Данте поймал ее и повернул к себе. Она ощутила тепло его тела, его напряжение, с мукой вспомнила трепет, изменивший его лицо, когда он впервые соединился с ней в единое целое.

– Ты никуда не пойдешь.

– Я должна уйти! Буд едет, а я скорее умру, чем дам ему снова притронуться к Пипу!

– Он даже близко к тебе не подойдет, – горячо заявил Остен. – Клянусь! Ханна, существует только один способ освободить вас с Пипом. Убить его.

Она мечтала о смерти Мейсона с той самой ночи, когда сбежала из Буд-Холла, о том, что тогда они освободятся от страха и получат возможность так устроить жизнь Пипа, что ему не придется оглядываться. Временами она надеялась, что сможет убить Буда сама. Но если это сделает Остен, его могут посадить в тюрьму... повесить...

– И ты станешь убийцей? Разрушишь не только собственную жизнь, но и жизнь тех, кто тебя любит? Это не выход!

– Господи Иисусе, я должен что-то сделать!

– Убить Буда? Сбежать из Рейвенскара? Доказать, что ты безответственный глупец? Ты этого хочешь, Остен? Хочешь доказать, что твой отец прав?

Остен не сдержал стона. Глаза его лихорадочно блестели.

– Я ни за что не позволю вам с Пипом уйти отсюда одним.

– И как вы собираетесь удержать меня здесь, сэр? Заковать в цепи?

Он весело взглянул на нее.

– Ты, как всегда, благоразумна. К сожалению, придется использовать винный подвал.

– Что? Что ты...

Она ругалась и пиналась, когда он подхватил ее на руки.

– Проклятие, Данте, отпусти меня! – закричала она, когда он понес ее вниз. – Помогите! Кто-нибудь...

Испуганные служанки в белых чепчиках высунулись в коридор, не веря своим глазам. Лакеи засуетились.

– Несите ключ от винного подвала, – приказал Остен, добравшись до конца лестницы. – Мы должны ее запереть. Бекка, принеси вещи!

Симмонз с подозрением взглянул на хозяина и с сочувствием на Ханну.

– Но, сэр, вы не можете так просто...

Аттик вышел из кабинета с руками, скрещенными на груди, и у Ханны застыла в жилах кровь, когда она увидела торжество на его лице.

– Я знал, что вы поймете, сэр. А одеть ее – неплохая мысль. Ведь приедут судейские.

– Никаких судейских не будет! – заорал Остен. – Я собираюсь спасти шею этой женщины, нравится ей это или нет.

– Но, сэр, это несерьезно! – прошипел Аттик.

– Еще как серьезно, ведь она вполне может выцарапать мне глаза.

– Сэр, прошу вас, остановитесь и подумайте о последствиях столь поспешных действий, – взмолился Аттик, побледнев. – Трудно себе представить, что может случиться.

– Открой дверь подвала или ищи себе работу где-нибудь в другом месте, старик!

Испуганный Аттик взял ключи у дворецкого и побежал вперед, повинуясь приказу хозяина.

– Остен, вы с ума сошли? Это опасно, незаконно.

– Симмонз... старина... – выговорил Остен, отбиваясь от ударов Ханны и спускаясь по лестнице. – Терпеть этого не могу, но придется посадить под замок и его. А то, боюсь, этот мерзавец опять доберется до Пипа.

Ханна принялась яростно браниться, когда Остен опустил ее на деревянный поддон, и боднула его. Два лакея вбежали и удерживали ее внизу, загораживая единственный путь к спасению.

– Проклятие, пустите! – кричала Ханна.

Почему ей никто не помогает?

У нее сжалось сердце, когда раздался голосок Пипа:

– Нанна? Что случилось с Нанной?

– Пип!

Слезы выступили у нее на глазах, когда она попыталась вырваться.

– Пожалуйста, Остен! Отпусти нас, ради Бога! Ты не знаешь Мейсона! Не знаешь, на что он способен! Он избил мою сестру до смерти. Но она была его женой, и никто не мог этому помешать! Никто не мог доказать...

Она увидела, что Симмонз поднял Пипа и передает мальчика в протянутые руки Остена. То, что Пип пошел на руки Остена, испугало Ханну.

Господи, почему она позволила себе так сильно полюбить их обоих? Она не вынесет, если потеряет кого-то из них. А скоро появится сам дьявол.

– Пип, – произнес Остен, поглаживая мальчика по голове. – Ты мне доверяешь, мальчик?

– Д... да.

Ханна знала, как трудно было Пипу довериться мужчине, знала, что Остен это понимал.

– Но Нанна плачет. – Голос Пипа дрожал.

– Нанна никогда не плачет. Тебе придется ненадолго остаться здесь. Ты можешь быть очень храбрым? – Мгновение он раздумывал, будто взвешивая то, что собирался сказать. Она увидела, как сверкнули его глаза, когда он решил сказать Пипу правду. – Твой отец приезжает в Рейвенскар.

– П... папа?

У Ханны сжалось сердце, когда она услышала в голосе ребенка неподдельный ужас. Он весь дрожал. Чего только Остен не делал, чтобы Пип снова стал веселым, забыл о своих страхах. И вот сейчас он снова стал прежним.

– Он... он нас нашел?

– Господи, Пип, прости! – выкрикнула она. – Мы не должны были оставаться здесь.

– Пип, мальчик мой, послушай меня, – проговорил Остен, беря его на руки. – Я сделаю так, что твой отец никогда больше не обидит ни тебя, ни Ханну, клянусь. Ты мне веришь?