Книга Тайны "Монастырского приюта" - Александр Трапезников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Положим, в любом наборе отдыхающих в каком-нибудь заброшенном отеле может собраться более-менее подобная публика и сложится похожая картина. Кто еще едет в отпуск в глушь? Старики, вдовы, семейные, скучающие молодые люди. Но характеристики персонажей у автора были довольно точны и соответствовали известным Сиверсу лицам. Это уже походило на некое мистическое озарение, если, правда, учесть, что автор не накатал свою повестушку за пять, допустим, часов до своей смерти. Но обо всем происходящем Комамберов писал в будущем времени, даже указав где-то точную дату своего прибытия в отель: 10 октября 2015 года.
Сразу надо сказать, что рукопись существовала лишь во фрагментах, окончание вообще отсутствовало или было утеряно, некоторые фразы автора без контекста попросту не прочитывались, но Александр Юрьевич все равно с удовольствием занимался реставрацией этой странной литературной находки, будто лепя по кусочкам Будущее Истории.
Вот некоторые из этих осколков, которые ему удалось «склеить».
«…Мы с женой, не ожидая этого, попали в атмосферу подозрительности и таящегося в темных уголках отеля страха. Все было мне известно и предугадано заранее, кроме одного – ощущения смерти, которым был буквально пропитан весь горный воздух. Люди, нас окружающие, ходили в масках, они меняли их каждый день, час, словно подбирали по погоде, а главный устроитель этого карнавала оставался, как всегда, недвижим и невидим.
Этот отель в скором времени стал напоминать мне то ли загадочный монастырь, то ли еще более таинственную клинику. Впрочем, и гостиница, и клиника, и монастырь чрезвычайно близки по их укладу жизни: в них живут люди сами по себе и, тем не менее, настолько связаны друг с другом, что трудно себе представить. Связаны не местом, а отсутствием времени. Все они почти пребывают в вечности. Впрочем, хозяин встретил нас весьма радушно. У меня было к Полянскому некоторое дельце, о чем я не хотел говорить сразу…»
Сивере мало разбирался в литературных качествах художественных произведений, поэтому и не стал их оценивать. Его, как историка, интересовали факты, объективные и субъективные оценки событий. Комамберов в этом фрагменте угадал атмосферу «Монастырского приюта», то же самое чувствовал и сам Александр Юрьевич, едва приехал сюда. А что за «дельце» было у автора к хозяину отеля? Об этом в дальнейшем не было сказано ни слова. Но Сивере чувствовал, что оно-то и есть самое главное, с чем все и связано.
«…Странное исчезновение двух молодых людей, заблудившихся в горах, – продолжал читать Сивере, – натолкнуло меня на мысль об аномальной природе существующего отеля. О его подземной части – в прямом и переносном смысле. Незримом, скрытом от глаз. Меня не интересовала история этой «горной клиники», хотя наверняка она насчитывала несколько веков; я прозревал, что в будущем случится еще не одно «исчезновение» из реальной плоскости, поскольку колесо событий с нашим приездом завертелось все быстрее и быстрее. И я не ошибся. Смерть человека в очках таилась в его футляре…»
Опять обрыв страницы. «И снова этот «футляр», – подумал Сивере. – Как в воду глядел… Или совпадение?» Затем шло описание приезда местного полицейского чиновника, правда, он оказался гораздо моложе комиссара Куруладзе, да к тому же – с помощником-женщиной. Ладно, допустим, это литературный прием. А вот две старые девы чрезвычайно походили на тетушек Алису и Ларису. Их Комамберов сразу окрестил «старыми мошенницами», разъезжающими по всему свету в поисках своих жертв.
В одном из отрывков угадывались молодожены, которые скрывали за внешним проявлением любви равнодушие друг к другу, вынашивая планы какого-то преступления и убийства. Но соответствовало ли это Дембовичам? Молодожены из рукописи «уплыли», зато появился странный тип, нахальством и вертлявостью напоминающий Багрянородского. О нем было сказано так: «Приехал с целью взять то, что ему не принадлежит, скрываясь от правосудия. Встававшие на его пути преграды безжалостно им уничтожались, за маской благоглупия прятался острый ум и оскал волка. Особенно часто он крутился возле одного человека, ученого, в котором видел цель и причину своего собственного пребывания здесь. Я знал, что смертельный поединок между ними – еще впереди…»
Тут Александр Юрьевич поневоле вздрогнул. О ком и о чем шла речь, что хотел высказать автор? Комамберов, судя по всему, любил выражаться намеками, невнятными фразами. Типичный прием, свойственный всем пророкам-графоманам. Расшифровывай, как хочешь. Может быть, это не Багрянородский, а Прозоров? Или оба в одном лице? А ученый – я? Черт разберет!.. Обругав про себя Комамберова «старым наперсточником», Сивере читал дальше еще около часа, то зевая, то отплевываясь.
Иногда попадались очень интересные фрагменты, он их откладывал в сторону, надеясь разобраться подробнее на досуге. От иных становилось немного не по себе. Но большую часть он просматривал со все возрастающим раздражением. Во-первых, целостной картины так и не получалось; во-вторых, гадай – не разгадаешь! Гораздо любопытнее было читать про футурологический прогноз мировой истории. Да к тому же он никак не мог определить, где же в этой рукописи шла речь конкретно о нем, Сиверсе. Уже почти все герои каким-то образом «исчезли», а его самого все нет и не было. Или, все же, был, а он его «не заметил»? И уже тоже «исчез»? Вместе с отсутствующими фрагментами?
Устав от своей умственной ноши, Александр Юрьевич махнул рукой и засунул полуразорванные тетрадки вместе с гравюрами под кровать. Пусть пока полежат там. Он задумался. Не верилось, что Комамберова убили именно из-за этого барахла… Или просто он не сумел что-то разглядеть и разгадать?
Сивере уже собирался покинуть свою келью, чтобы отправиться на обед (прозвучал гонг), как внезапно вспомнил о медальоне. Ему показалось, что он исчез. Пошарил в карманах – нет ничего, в саквояже – тоже. И лишь затем Александр Юрьевич догадался, что еще в сауне повесил его себе на шею. Так, на всякий случай. Он и теперь находился на уровне его сердца. Но что заставило его так обеспокоиться? Дело в том, что на одной страничке рукописи Комамберова также упоминался некий знак-орден, магический символ с родовым гербом. И Александр Юрьевич вновь полез под кровать за тетрадями. Вытащив и найдя нужный листок, он перечитал еще раз.
«…Здесь произойдет коронация на Царство, но мне самому уже не придется быть тому свидетелем. Мы с женой уйдем отсюда, сменим среду обитания. Что же за мистерию разыграют тут подневольные люди, не принадлежащие себе, а лишь Древним Истинам? Кто он – обладатель утерянного Знака, еще пребывающий в неведении? Где Невеста его, знающая свою роль? Итак, цепочка оборвалась, Орден упал, скатившись к ногам, но его поднимут и передадут будущему Царю. Отныне, как сказано в Песне Песней: «Я принадлежу моему возлюбленному, а мой возлюбленный – мне». Вновь произойдет вмешательство Творца, когда был казнен Гаман, наушничавший персидскому царю Ахашверошу, а Эстер, ставшая женой царя, спасла народ. Знающий – знает. Прошлое вернется в Будущее. Но мне ли писать об этом тому, кто наденет Знак? А что пугаться отрезанных голов или снующих карликов, восстающих из подвалов мертвецов и пролитой на пол крови, родовых проклятий и избитых младенцев, коли ты идешь к своей цели? Не бойся, ты будешь видеть, как разжигают жертвенник в Третьем Храме, а коген цедеки станут воспевать тебе хвалу. Иди, тебя ждут…»