Книга Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей

Аш привязал Дагобаза к выпавшему из стены камню кладки и принес воды из водоема в парусиновом ведре, которое прихватил с собой. Он также привез зерна и небольшой пучок соломы в седельной суме, зная, что Сарджи заберет коня только через час-другой и они не сделают остановки, покуда не покинут долину и не уйдут по тропе в горы на изрядное расстояние. Поэтому было необходимо обеспечить Дагобаза водой и кормом.

Вода была зеленой и затхлой, но после бешеной скачки по пыльной равнине Дагобаз томился жаждой и с благодарностью все выпил. Когда он закончил, Аш еще раз сходил за водой и аккуратно установил ведро между двумя блоками песчаника, чтобы оно не сложилось. Дагобаз почуял воду, но пить не стал; он проигнорировал солому и ласково потыкался мокрым носом в плечо хозяину, словно почувствовав что-то неладное.

– Тебе будет хорошо с Сарджи, – хрипло проговорил Аш. – Он о тебе позаботится… с тобой будет все в порядке.

Он обхватил одной рукой черную голову, на мгновение крепко прижал к плечу, а потом оттолкнул и, круто повернувшись, вышел из погруженного в тень коридора на свет восходящего солнца.

По краям роща все еще оставалась безлюдной, но ближе к центру птичье пение сменилось человеческими голосами. Там, где за выходившими на широкую центральную площадку чаттри кончались деревья, сновали люди: предприимчивые торговцы съестным и напитками устанавливали свои лотки в тени ветвей и уже обслуживали ранних покупателей. Но большого скопления зрителей пока не наблюдалось, и, хотя здесь находились два десятка жрецов и придворных и группа мужчин в форме дворцовой стражи, никто не обратил внимания на Аша, поскольку все увлеченно следили за сооружением погребального костра и разговаривали между собой.

Ближайшая к ним чаттри представляла собой увеличенную и богаче орнаментированную версию гораздо более древней чаттри, где Аш оставил Дагобаза: квадратная в плане, с открытым двором и большим водоемом в центре. Но здесь лестницы в толще наружной стены сохранились в отличном состоянии, и Аш беспрепятственно поднялся по одной из них на широкую каменную террасу и занял позицию в углу, между парапетом и стенкой маленького павильона, располагавшегося сбоку от большого центрального, который состоял из трех ярусов убывающей ширины, ограниченных изящными арками, причем последний ярус венчали несколько куполов.

Аналогичные, но меньших размеров строения украшали остальные три угла квадратной террасы, и от них во внутренний двор вели широкие низкие ступени, кончавшиеся у самого края водоема. Чаттри была обращена фасадом на восток, к восходящему солнцу и тесно растущим деревьям, но сразу за ней простиралось открытое пространство, и сегодня западные павильоны гробницы выходили на торопливо сооруженную кирпичную платформу, находившуюся всего лишь ярдах в тридцати от стены террасы. Полдюжины жрецов раскладывали там погребальный костер из деодаровых и сандаловых бревен, обильно пересыпанных душистыми травами.

Взошедшее солнце исчертило землю яркими полосами света и длинными голубыми тенями, которые постепенно сокращались и меняли очертания. Предрассветный ветер стих, и внезапно воздух утратил утреннюю свежесть и стало душно и жарко. «Скоро снова подует», – подумал Аш. Но в тот день ветер не поднялся. Листья безжизненно висели в недвижном воздухе, и пыль лежала на земле, не тревожимая дуновениями, а за спиной Аша зеленая зеркальная поверхность водоема отражала каждую деталь чаттри так отчетливо, что, если бы он отошел к внутреннему краю террасы, ему не пришлось бы поднимать взгляд, чтобы увидеть второй этаж павильона, закрытый со всех сторон занавесами и таким образом превращенный в подобие комнаты для соблюдающих пурдах женщин, ибо тот лежал бы под ним на водной глади.

Пока комната, похоже, пустовала: никаких признаков жизни не наблюдалось за тростниковыми чиками, выходившими на площадку для сожжения. Но в роще стало гораздо больше народа, чем прежде: первая партия жителей из ближайших деревень, несколько измазанных золой садху, пополнение в виде группы мелких дворцовых чиновников, преисполненных сознания собственной значимости и отдающих приказы людям, таскающим бревна, и солдатам, призванным сдерживать толпу, чтобы освободить путь для похоронной процессии.

Аш вовремя успел занять позицию. В скором времени людской поток, поначалу представлявший собой тонкий ручеек, широко разлился, и тысячи горожан хлынули в рощу, превратив открытое пыльное пространство и узкие проходы между деревьями в людское море, далеко простиравшееся по обеим сторонам от главной дороги.

Люди теснились, точно роящиеся пчелы, на стенах, террасах, лестницах и крышах чаттри, и вскоре все до единой ветви ближайших деревьев несли свою ношу в виде отчаянных зрителей. Многие тысячи голосов сливались в единый голос множества – низкий и оглушительный, он набирал силу и стихал, точно мурлыканье гигантского кота. А ветер все не дул…

Пыль, взбиваемая беспокойными ногами толпы, висела в воздухе подобно пелене дыма от утренних костров; солнце раскаляло яркими лучами каменные чаттри и ослепительно сверкало на глади водоемов, и с каждой минутой жара усиливалась. Но люди не обращали внимания на эти неудобства. Они привыкли к пыли, зною и тесноте, и им нечасто являлся случай стать очевидцами такой замечательной церемонии, какая состоится здесь сегодня. Если это сопряжено с некоторыми неудобствами – что ж, такую цену вполне можно заплатить за представление, о котором все, имевшие счастье при нем присутствовать, будут говорить еще много лет и рассказывать грядущим поколениям, ныне еще не родившимся. Даже здесь, в удаленном уголке Раджастхана, почти все начинали с тревогой осознавать, что в Индии за пределами родного княжества старинный уклад жизни меняется, древние обычаи отмирают и что если радж настоит на своем, возможно, это сати станет последним в истории Бхитхора.

Аш на своей позиции на террасе точно так же не обращал внимания на пыль, оглушительный шум и невыносимую жару. Наверное, если бы вдруг пошел дождь или снег, он бы даже не заметил, всецело сосредоточенный на стараниях сохранять спокойствие. Ему будут необходимы зоркий глаз и твердая рука, потому что второго шанса не представится. Памятуя о словах Кака-джи насчет пользы медитации, он сфокусировал взгляд на трещине в парапете и стал считать удары сердца, дыша медленно и размеренно, усилием воли гоня прочь любые мысли.

Толпа напирала на него слева, но он плотно прижимался спиной к стене павильона, а в щель между его коленями и парапетом не протиснулся бы и малый ребенок. Эта сторона террасы пока оставалась в тени, и камень у него за спиной все еще хранил остатки ночной прохлады. Аш расслабился, привалившись к нему, и почувствовал странное спокойствие – и сильную сонливость, чему не приходилось удивляться, если учесть, как плохо он спал с самого дня прибытия Манилала в Ахмадабад. Впрочем, при нынешних обстоятельствах, когда через час-полтора ему предстояло погрузиться в вечный сон, клевать носом было довольно нелепо.

Нелепо или нет, но Аш, по-видимому, действительно задремал, ибо, очнувшись от резкого толчка в бок и острой боли в левой ноге, он открыл глаза и увидел, что солнце стоит прямо над головой и люди внизу больше не обращены спиной к нему – они повернулись и глазеют на чаттри.