Книга Рыцарь ночного образа - Теннесси Уильямс

Нельзя забывать, что все работники Проекта были предельно занятыми людьми, у них практически не было времени на жалобы, их и выбрали для этой работы потому, что они не были интровертами, и если интроспективные тенденции в них возникали, не в их интересах было публично (да и приватно) их демонстрировать. Они были признаны лучшими среди лучших квалифицированных или неквалифицированных рабочих страны, особенно после роспуска крупных профсоюзов последним актом Конгресса. Они занимали типовые дома, за которые платили чисто номинальную плату, и их отправляли на приличную пенсию в сорок пять лет, переселяя в некие места под названием «Радужная Страна» и «Холмы Синей Птицы», а также «Долины Синей Птицы», где все жители были примерно одного возраста и одной расы, все, от парикмахера до гробовщика, были госслужащими, а все счета посылались на имя мистера Вискерса.

В Гевиннере не о чем беспокоиться! Такова была молва. Никаких причин для недовольства. Никаких причин носить что-нибудь, кроме радиационно-стойких костюмов и счастливой улыбки. И на самом деле, в городе существовал запрет на грустную музыку, правительство создало Центр Веселых Песен, где команда композиторов посвятила себя сочинению легких беззаботных баллад. Не было ни одного текста, где бы ни упоминалось лунное серебро, синие птицы, солнечный круг и всевозможные улыбки. Пластинки с этими записями были во всех кафе, и диск-жокеи ничего другого не ставили. Но, как я уже сказал, об одном не упоминалось никогда, хотя каждый думал об этом втайне, это была вечно угрожающая идея — «шпионы». Она не вписывалась в обычно тесные и теплые отношения между членами сообщества Проекта. Но — кто его знает? Не важно, что человек кажется простым и хорошим, а может быть он — контрразведчик, записывающий о тебе все и отправляющий свои записи в службу, на входе в которую нарисован большой голубой широко открытый глаз — и больше ничего.

Не было человека, бывшего больше начеку по поводу шпионов, чем Билли Спанглер, и когда он опрашивал возможных новых служащих своего автокафе, он включал все силы своей интуиции. Билли думал, что у него одного такая интуиция в этом вопросе, полагая, что он единственный обладатель настоящего, прирожденного инстинкта на сущность человека — нет, конечно, без всякой научной базы, нет, просто в силу особой природной чувствительности и способности к таким вещам.

В это самое утро, когда Гевиннер Пирс плюнул в свою чашку кофе, и когда объявление о найме новой официантки пошло в газеты, Билли Спанглеру пришлось интервьюировать целый ряд молоденьких девушек, желающих занять освободившуюся вакансию. Билли знал, что бизнес требует, чтобы девушка была хорошенькая, деловая и веселая. В объявлении он использовал слово «представительная»: «Вакансия для симпатичной представительной девушки-официанта. Опыт менее важен, чем данные и характер».

Вы, конечно, можете удивиться, почему он использовал слово «девушка-официант», а не «официантка». Билли использовал это более редкое слово, потому что слово «девушка» заполняло собой простое сердце Билли. Девушка, девушка, девушка. Слово преследовало его даже более настойчиво, чем мысли о шпионах и контрразведчиках в городе и Проекте.

Иногда, когда он вообще не думал, а такие моменты были не столь уж редки — Билли Спанглера нельзя было отнести к интеллектуалам, в те времена это слово влетало р его мысли без каких-либо видимых цепочек ассоциаций — при одном слове «девушка» он начинал повторять его про себя, а рот его наполнялся слюной. Потом он, конечно, спохватывался. Оглядывался по сторонам, проглатывал слюну. И начинал смотреть на свои брюки, на угол позади стойки кафе или на ящик кассы, пока эмоции немного не ослабевали. Поэтому в газеты попал запрос на девушку-официанта, и на это место нашлась целая дюжина претенденток, большинство по возрасту примерно старшеклассницы или чуть старше, все — дочери работников Проекта.

Метод дознания, который Билли Спанглер применял ко всем возможным кандидаткам, включал два ключевых вопроса. Первый: «Каково ваше мнение о Глории Баттерфилд?» Так звали самую знаменитую шпионку в Проекте, схваченную Глазом в тот момент, когда она в соседнем городке собиралась передать комплект калек в руки вражеских агентов — двух старушек и мужчины, которые изображали из себя ее родственников, а одна из старушек представлялась еще и больной. Вся шайка была схвачена, разумеется. Это было очень, очень засекреченное дело — никакого открытого суда, но слухи об этом расползлись, и никто никогда официально не опроверг, что Глория Баттерфилд и ее помощники пришли к очень несчастливому концу, куда более живописному, чем простая смертная казнь.

В них не стреляли из винтовок, им не отрубали голову. Но в одном можно было быть уверенным. Никто никогда больше не увидит Глорию Баттерфилд на этой земле.

Билли говорил о ней медленно и нравоучительно. Он создавал впечатление, что знает об этом больше, чем иные прочие. Когда обсуждали Глорию Баттерфилд, всегда намекалось на то, что сказал Билли Спанглер. Он был неофициальным экспертом по этому делу. Он знает о нем больше, чем говорит, — таково было всеобщее мнение. И этот случай с Глорией Баттерфилд, и его претенциозно-загадочные высказывания о нем значительно подняли престиж Билли Спанглера как некоего оракула по вопросу о шпионах.

Хотя, хватит о дознавательном вопросе номер один. Если девушка проходила его, если она высказывала в меру отрицательное мнение о Глории Баттерфилд и более восторженное одобрение неизвестного, но радикального метода, которым (по слухам) избавились от Глории Баттерфилд, Билли Спанглер переходил к вопросу номер два, очень простому: «Как вы относитесь к любви?» Тут девушки немного расслаблялись, и Билли расслаблялся, когда задавал этот вопрос. Он улыбался, показывая свои белые зубы, такие идеальные, что они выглядели как комплект прекрасных протезов, хотя ясно было видно, что они были вставлены в идеально здоровые розовые десны самой природой. Он не только выставлял напоказ свои красивые зубы и десны, когда задавал этот вопрос, он открывал весь рот, демонстрируя его кораллово-розовую внутренность, блестящую от слюны, как внутренности какой-нибудь морской коралловой пещеры, в которую в ритме приливов и отливов попадает и снова отступает вода. Виден был его небольшой розовый язык, цвет которого был немного темнее, чем розовый опенок десен, а кончик языка был густо-красный и такой гладкий, что вкусовые сосочки на нем почти не были видны. Он выглядел искусственным, этот идеальный розово-красный язык. И поэтому, когда Билли Спанглер открывал рот и улыбался, и рот его оставался некоторое время открытым после этого лисьего вопроса, девушки обычно разражались чистым веселым смехом, чувствуя, что самая серьезная часть интервью прошла. Но на самом деле Билли Спанглер был в высшей точке своего дознания. Хотя вопрос казался легким и задавался в игривой манере, неправильный ответ на него сразу же завершал интервью немедленным отказом. Очень серьезным был этот вопрос Билли Спанглера об отношении девушек к любви. Ему не нужны были девушки, думавшие о ней слишком много, как не нужны были и девушки, относящиеся с нервной антипатией к самой идее любви. Ему нужна была девушка с целостным легким и радостным отношением к ней, как к абстрактному предмету, разновидности отношений, которые мальчики привыкли получать от своих матерей, например. Чистое и простосердечное отношение к любви как к некоей абстракции — вот чего он искал.