Книга Самая коварная богиня, или Все оттенки красного - Наталья Андреева

– Не знаю. Папка попала ко мне спустя много лет. И то случайно. О ней никто не знает.

– Странно, весьма странно. Я бы выделил в постпровинциальном творчестве своего покойного друга два полотна, выбивающиеся из общей канвы: «Портрет в розовых тонах» и ту картину, что висит теперь в кабинете. Портрет великолепен, картина отвратительна. Но под ней стоит подпись Эдуарда Листова. Все остальное – это вариации на одну и ту же тему. Вернее, копии картин из этой папки. Вам не кажется это странным?

– То, что он писал не подмосковные леса, а степи, в которых не родился и не жил, а провел только два месяца из своей долгой жизни? Быть может, они произвели на Эдуарда неизгладимое впечатление, эти степи?

– Розовый ковыль, закатное небо… Красиво, очень красиво, и знакомо мне. Где он мог все это видеть? Неужели фантазия художника могла перенести его в те края, где он ни разу не был?

– Как это не был?

– Видите ли, Нелли Робертовна, все это находится несколько южнее. А тот городок, где два месяца отдыхал Георгий Эдуардович, насколько я в курсе, находится в средней полосе России. Я в молодости поколесил по стране. В этих краях, – Веригин кивнул на картину, – я бывал. Страшно… И что вы думаете делать с этой папкой?

– А продать это нельзя?

– Без подписей Эдуарда Листова? Конечно, если вы засвидетельствуете, что это его работы…

– А есть какие-то сомнения?

– Ни в коей мере не хочу вас обидеть, уважаемая Нелли Робертовна, но эти картины, – Веригин осторожно тронул папку, – они гораздо талантливей его работ. Возможно, что у художника Листова случилось когда-то озарение. Потом он перенес, конечно, рожденные тогда образы на холсты, но… Как мне кажется, что-то было потеряно безвозвратно. В этих, как вы их называете, этюдах присутствует некий романтизм, песнь души, я бы сказал. Вот их писал гений. Рукой еще неопытной, непрофессионально, но с такой верой и с такой силой, что дух захватывает. А все прочее лишь копии, и они гораздо бледнее оригиналов.

– Но ведь все говорили, что Эдуард гений! И вы тоже!

– Да, говорили. Я первый сказал. «Портрет в розовых тонах» – замечательная вещь. В наше время главное – это сделать рекламу. У людей такой огромный выбор, что они сами не знают, что любить, чем восхищаться, а что, напротив, хаять. Им надо подсказать. Задать тему. А уж потом все идет как по накатанному. Я так и буду утверждать, что Эдуард Листов был гением. Хотя сам в это не верю.

– Значит, Эдуард был прав: это я на него так влияла. Я своим присутствием убивала все, – Нелли Робертовна побледнела, произнося эти слова. – Мне тоже всегда казалось, будто что-то не так. После того как я увидела эту папку. Значит, это я виновата.

– Не казните себя, милочка! Это великая тайна. Загадка гениальности. Сколько раз так бывало? Человек создает шедевр, а потом скатывается до банальностей и ничего уже в жизни не может. Листов не исключение.

– И что осталось от моей прежней жизни? Ничего. Все кончено. Племянница – предательница, у мужа под боком, как выяснилось, жила любовница. Его, оказывается, тянуло к простым, а со мной он жил исключительно из удобства. Да еще я убила в нем вдохновение!

– Голубушка, мне не нравится ваше настроение. Пойдемте-ка выпьем по коньячку.

– Такое ощущение, что этот день я не переживу! – в отчаянии сказала Нелли Робертовна.

– Э! Сколько их еще будет, таких дней! Надо плотно поесть, посидеть на веранде, в теньке, полюбоваться вашими замечательными газонами и розарием. И жизнь снова станет прекрасной.

– Нужно сказать Ольге Сергеевне, чтобы…

Нелли Робертовна осеклась. Как можно после вчерашнего разговора с… домработницей? И с трудом докончила:

– …накрывала на стол.

– Что это с вами, голубушка? Вы так побледнели!

– Я… должно быть, не буду обедать. Вы уж простите. Комнату вам приготовили. А я полежу.

В сад они вышли, не возвращаясь в кабинет, через дверь на веранду. Нелли Робертовна по-прежнему исполняла обязанности хозяйки дома, и надо было передать гостя с рук на руки кому-нибудь из домочадцев. На ее счастье, на веранде появилась Олимпиада Серафимовна. Веригин поспешил выразить сочувствие несчастной матери:

– Олимпиада Серафимовна! Мне так жаль! Примите мои соболезнования, – он величаво поклонился. – Как вы себя чувствуете?

– Как я могу себя чувствовать? У меня глубокий траур. Ах, Эраст, жизнь так скоротечна, и старики порой переживают молодых. Какая ужасная несправедливость! Это мне сейчас полагается лежать в гробу вместо Георгия!

– Ну-ну, голубушка, возьмите себя в руки. Дни наши сочтены не нами.

Веригин подхватил пожилую даму под локоток, заворковал:

– Все мы смертны. Посмотрите только, какие дивные вокруг цветы. Жизнь продолжается, Липа, продолжается, несмотря ни на что…

Они направились в сад и двинулись к белоснежной беседке, Нелли Робертовна перевела дух. Теперь можно уйти к себе.

– Нелли! Ма шер, Нелли!

– Вера, как хорошо, что ты спустилась вниз! Хотела с тобой поговорить. Что с тобой? Нехорошо себя чувствуешь?

– Голова что-то болит. Это нервы, ма шер, – Вера Федоровна издала неприятный смешок. – Нам всем сейчас тяжело…

– Послушай, когда я вчера увидела этот пистолет, мне вдруг показалось…

– Что показалось?

– Я ведь хорошо разбираюсь в антиквариате. Вещь чрезвычайно редкая, я хорошо его рассмотрела, зрение у меня отличное…

– Когда?

– Что – когда?

– Когда ты могла его хорошо рассмотреть, ма шер, если мы узнали о нем только за ужином? А Георгий был убит буквально в течение получаса после того, как все встали из-за стола.

И тут Нелли Робертовна увидела ее глаза. Сколько же в них злости! И бывшего мужа Вера Федоровна назвала не по отчеству, как всегда, а просто Георгием. Нелли Робертовне вспомнился разговор в кабинете, тот самый, последний, который, как оказалось, подслушала Ольга Сергеевна и на который ссылалась Настя. А теперь вот и Вера. Что он там сказал, Георгий? Разговор как раз зашел о «Дерринджере». Тогда-то Нелли Робертовна и пригляделась к антикварной вещице повнимательнее…

Вера Федоровна смотрела на нее вопросительно и явно чего-то ждала.

– Этот пистолет мне знаком, – твердо сказала Нелли Робертовна.

– И что?

– Я поставлю в известность следователя.

– Это ты его убила, милочка, не отпирайся, – прошипела Оболенская.

– Ты, Вера, попалась. О! Теперь я поняла, о чем именно говорил Георгий!

– Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! У тебя есть тайна. Всем пора бы ее узнать.

– Я…

– Нелли Робертовна, так ужин подавать? – вмешалась в разговор Ольга Сергеевна. Никто из женщин не заметил, как она подошла.