Книга Райские псы - Абель Поссе

На нем была роскошная сутана, сшитая в Севилье, в Триане, теми же мастерами, что шили костюмы для самых известных тореро. От адамова яблока до самых кончиков ног тянулась вниз цепочка крошечных пуговиц. Падре Буиль привык подчиняться властям, к тому же он был дипломатом… Нехотя, явно оттягивая время, расстегнул он первую дюжину. Адмирал с любопытством спросил:

— И сколько их?

— Сто пятьдесят пять, — сухо ответил священник.

Колумб, веривший в магию цифр и никогда не забывавший о Кабале, прошептал:

— Сто пятьдесят пять! Именно столько лет жизни осталось нашему миру, и погибнет он от огня…

И снова зашагал к роще. По дороге ему встретился юноша индеец (или ангел). Адмирал обратился к нему на своем не слишком правильном испанском:

— Скажи-ка мне, че[73], большое дерево, очень большое дерево… — и начертил в воздухе пышную крону.

Юноша, не задумываясь, повернулся и уверенно указал рукой туда, где простиралась тропическая сельва и откуда раздавалось громкое приветственное щелканье туканов.

— Aграк, аграк, — произнес юноша.

— Спасибо тебе, добрый человек, — сказал Адмирал и тут же велел спутникам: — Итак — вперед! Прямо и только прямо! Видите, Лас Касас? Они говорят по-еврейски! Как правильно я сделал, прихватив с собой раввина Торреса…

А молодой индеец, красавец ангел, который уже слышал от касика Бекчио добрую весть о прибытии богов, в восторге пал ниц, выражая величайшее почтение.

Надо сказать, мало кто последовал за Адмиралом на безрассудные поиски неведомого: его слуги, Кинтеро, Эскобар, несколько любопытных матросов, священники Лас Касас и Буиль, а также две или три шлюхи во главе с Болоньянкой. Они шли за жемчугом, за прекрасным жемчугом — размером с яйцо куропатки!

Примкнули к отряду и некоторые из «неблагонадежных». Они Предпочли держаться поближе к Адмиралу, а не оставаться во власти не слишком смирных матросов. То были Жан-Лу Васселэн, однорукий воин, которого нотариус отказался взять себе в помощники, Ульрих Ницш и группа земледельцев, прослышавших, будто где-то в глубине райских земель произрастает отличный шафран —.на бирже в Антверпене такой идет по десять тысяч мараведи за полфунта.

Адмирал шагал впереди всех и благоразумно старался не отрывать взгляда от земли. Иначе в нужный миг трудно будет побороть искушение и отвести глаза от Него. И про себя он не переставал твердить слова из Исхода: «…подтверди народу, чтобы он не порывался к Господу видеть Его, чтобы не пали многие из него»[74].

Они углублялись все дальше в чащу. Кругом — орхидеи, похожие сразу и на птиц и на рыб, то пестрые, как галстук гангстера, то напоминающие сдержанной окраской греческие орнаменты. А меж лиан и деревьев порхали, будто ослепленные собственной яркостью, огромные бабочки. Казалось, они были рождены неистовой палитрой Тинторетто. Тут же макаки — и вполне добродушные, и явно нелюбезные — творили свои непристойности или швыряли в путников зеленые орехи. Пауки — бархатистые, нет, лучше сказать, шелковистые — точно выросли в волосах прекрасной женщины. Свистящие какаду. Стаи лимонно-желтых попугаев. Трели тысяч птиц. Элегантное скольжение ягуаров, которых, как было известно Адмиралу, не следовало дразнить, но и бояться не стоило, ибо людей они пожирали, лишь когда рядом не оказывалось гиен.

«И поднимался от земли пар, что окутывал всю ее поверхность». Пар, напоминавший дыхание горячечного пса.

И средь столь расточительного богатства и разнообразия, когда даже грязь сверкала искрами аметистов, аквамарина и ляпис-лазури, можно было увидеть вдали небольших собак — молчаливых, бесшерстных, почти бесцветных. Как гласили предания, умели они заглатывать души умерших, что по какой-то причине не могли перейти в мир Всеобщего. На этой земле лишь на них пожалел Господь красок, что само по себе примечательно, ибо здесь, видно, безудержно отдался Творец соблазну быть романтичным и барочным.

Адмирал был уверен и поспешил сообщить о том Лас Касасу (но некоторые будущие авторы неверно истолковали его слова — в вульгарно коммерческом смысле), что скоро найдут они куски чистого золота — неоспоримая примета Рая, а также камень оникс и душистые смолы.

— Книга Бытия, 2, 12. И это необычайно важно!

Он жаждал отыскать знаки, знамения, а не гнался за пошлой материальной выгодой. Еще до наступления ночи они заметили: деревья стали выше, стволы их крепче и ровнее.

Попалась им великолепная черная с желтым анаконда. И размер и роскошь узора убеждали: именно она говорила когда-то с Евой. К счастью, змея поспешила скрыться в зарослях.

Наконец у подножия невысокого холма обнаружили они поляну, где царствовали два дерева: толстенный мистоль и огромная красавица сейба. В вечерних сумерках крона ее казалась одновременно безмятежной и грозной. Это и было Древо.

Адмирал обошел вокруг ствола сейбы и приказал разбивать лагерь. Свой гамак он велел привесить к нижним ее ветвям. Спутникам же своим посоветовал соорудить навесы, дабы было где укрыться от столь частых тут ливней.

— Здесь бьет из-под земли источник и дает начало великому потоку. Мы достигли порога Начала Начал, — объяснил он.

И улегся в гамак, надежно укрытый листвой Древа Жизни. Сквозь камышовую сеть гамака просвечивало белое тело открывателя новых земель. Можно было подумать, что в ловушку попала обезьяна-альбинос. Или у сейбы, изнасилованной каким-то другим деревом, скажем мушмулой, родился уродливый плод.

Адмирал отдыхал. Не от превратностей долгого пути, а от вековой усталости, от страха перед смертью. Он погрузился в глубокий сон. Итак, они все-таки возвратились. Рай обретен вновь, настал конец энтропии, вырождения, унизительной «жизни ради смерти».

А два ангела, два аборигена, стараясь угодить богам, пришедшим из-за моря, пальмовыми опахалами отгоняли от Адмирала мошек.

«Декрет о наготе», продиктованный Адмиралом под Древом Жизни, был доставлен на побережье.

Здесь уже вовсю трудились, сооружали таможню (она же склад), церковь, казарму, тюрьму, когда глашатай зачитал документ, суть которого вкратце сводилась к следующему: можно считать доказанным, что они ступили на землю Эдема, где никто не знает греха, а значит, неуместны здесь стыдливость и застенчивость.

Декрет был с восторгом принят бывшими каторжниками и шлюхами. И началось… Шабаш, безумие. Словно свору жестоко зажатых страстей спустили с цепи.

У проституток командовала Шпагоглотательница, которая по поводу нового указа устроила шумную пирушку. Обнаженное тело как символ чистоты и целомудрия! Им это было ни к чему. Они оголялись со вкусом, на бордельный манер: прозрачные панталоны, подвязки и корсеты — из тех, что носили римские кардиналы…

Горячие эстремадурцы и андалусцы носились за ними, словно солдаты за монашками. И по всему берегу, как раздавленные зверьки, валялись одежды.