Книга Русское стаккато - британской матери - Дмитрий Липскеров

— Согласен, согласен, — закивал пенсионер и, продолжая кивать, быстро пошел по коридору.

Женская часть оркестра приводила в порядок альтиста, используя тональные кремы и румяна. При сей процедуре молодой человек продолжал говорить с жаром, что он-де случайно коснулся, что коридор узок!..

— Тебе понравилось? — спросил Роджер, зашедший в гримерку, дабы развлечься.

Молодой человек, как ожидалось, вовсе не расстроился от вопроса, приподнял побитое лицо и сообщил потрясенно:

— У него там ваты напихано!

Здесь все засмеялись, даже Роджер скривил рот, умиляясь наивности молодого человека. Вошел Миша.

— Играть сможете? — спросил.

— Да-да, конечно!

— Ну и славно!

Поглядел вокруг, задержав взгляд на Костаки, который подставил глазам дирижера свой сальный затылок, дал им полюбоваться, и вышел.

Роджер хрустнул почти растаявшей конфеткой и вернулся к себе в гримерную. Там он произнес:

— Литовский Гоблин избил британского Гремлина!

Бен почему-то истошно захохотал. Его ржание почти перекрыло третий звонок.

— Пошли, — махнул рукой Костаки.

Они опять толпились за кулисами, но сейчас Роджер был собран, мышцы живота подтянуты, а глаза блестели. Он готовился играть великого Шостаковича.

— Легато, — донеслось до его уха.

— Стаккато, — ответил музыкант и сделал шаг на сцену.

7

Он явился в Москву под осень, когда спадала к зиме листва, устилая парки испорченными коврами, разноцветьем, подгнившим из-за вечно моросящего дождя.

Приехал к себе на Петровку, позвонил в дверь. Открыли соседи, которые жили напротив.

— Кого?

— Да никого.

— Тогда проваливай!

— Жил я здесь.

— Колька, что ли?

— Ага.

— У нас здесь прописка! — испуганно сказали соседи.

— Да я просто, домом подышать!

— Ну, подыши…

Он ступил за порог под настороженными взглядами бывших соседей и шумно втянул ноздрями воздух… Домом не пахло… Он огляделся и не нашел знакомых вещей…

— Бабку где похоронили?

— Там же, где и деда… — ответили.

Он поклонился и вышел прочь. Поднял на бульваре руку и, поймав такси, спросил шефа:

— За город поедем?

— Куда?

— В Дедово. Деревня такая есть. В честь моего деда. Четвертной?

Через час он сидел на трухлявой скамеечке возле могил деда и бабки и думал о чем-то легком и прозрачном, что в слова трудно перевести. А взамен его эфирных настроений потянуло откуда-то жареной картошкой, наверное из деревни, и вспомнилась бабуля, и кусочки из прошлого, особенно детские. Он достал из кармана пол-литру, сорвал крышечку и вылил все содержимое в жирную подмороженную землю. Затем перекрестился, поглядел в умирающее небо и пошел с кладбища вон,..

В этот же день он приехал в Лужники, опять на таксомоторе. Просто хотелось поглядеть на футбольное поле, нюхнуть запаха футбольной травы и представить, что вокруг сто тысяч болельщиков, и все воедино кричат: «Колька! Ты наш братан!»

Но все ворота к полю были заперты на замки, и он лишь углядел краешек футбольного прошлого, зелененький с белой линией.

— Писарев? — услышал он из-за спины.

Оглянулся и увидел старика. Был бы помоложе, не смог бы сдержать удивления: старик ничуть не изменился за девять лет, только крепче стал. А так, с опытом, лишь курчавая борода дрогнула.

— Николай?

— Я.

— Освободился?

— Сбежал…

— Ясно, — старик чувствовал себя неловко, а оттого мял пальцы левой руки. — Пойдем-ка пивка попьем! — предложил.

Колька пожал плечами, и они пошли к ларьку, в котором имелось свежее бочковое. Подули для вида на пену, глотнули жадно и, поставив кружки на столик, посмотрели друг на друга.

— Могу тебя во вторую лигу устроить, — предложил старик. — Силы есть?

— Силы-то есть, вот желание отсутствует, — отказался Колька. — Другая у меня теперь дорога… Да и в Москве мне жить нельзя!

— С этим бы помогли…

— Не сомневаюсь. Люди с такими капиталами!..

— Чего? — не понял старик.

— Да ничего! — Колька глотнул пива до дна, утер бороду и заулыбался. — Просто тогда, девять лет назад, я в сейфе помимо денег еще секретную кнопочку обнаружил, а там дно второе, а в нем… Да вы сами знаете…

У старика сделалось злое лицо.

— Да не дрейфь ты, старый! — усмехнулся Писарев. — Уж если тогда не сдал, то теперь помрешь чистым! И все твои тренера, обжиравшие пацанов, тоже чистыми в гроб лягут! А там на все воля Божья!

— Я б на твоем месте речей таких не вел! — в голосе деда чувствовалась угроза.

— А то что, наедешь на меня со своей крышей?..

Дед не ответил, отвернул голову.

— Плевать я на вас хотел! — Писарев достал из кармана купюру, придавил ее кружкой, пожевал губами да плюнул с такой силой, что у старика кепку сбило. — Прощай, старый!

Тем же вечером сел в плацкартный до Питера, а утром следующего дня пил из бумажного стаканчика кофе с молоком на Московском вокзале…

А потом на пароме на Валаам двинул. Приплыл, а там экскурсии по святым местам за девятнадцать долларов, а монахи шелковыми рясами свои жирные телеса укрыли… Вот тебе и святое место! Жрать захотелось, так даже хлеба не вынесли. Даже за рубли.

— Это не деньги! — сказали.

А храмы красивые, глаз нельзя отвесть, а внутри сувенирная продукция всякая. Торгуют монахи, значит…

Не стал судить Колька, хоть уже вперед судим был. Пошел к озеру обратного парома ждать и встретил по дороге мужика еще не старого, с вязанкой дров.

Спросил про паром. А мужик ответил, что теперь посудина только послезавтра ожидается.

— Во, угодил! — усмехнулся Колька.

— А чего ищешь? — поинтересовался мужик, скинув вязанку к ногам.

— Работу какую.

— А чего не в городе?

— Так, в монастыре хочу.

— А в монастыре мало платят.

— А я за харч.

— В монахи, что ли, хочешь?

— Ага.

Мужик поковырялся в ухе и сказал:

— Так тебе не сюда надо.

— Я уж понял, — ответил Колька.

— В музее Богу служим, — посетовал мужик и присел на дрова. — Отседова даже схимника выжили!