Книга Мефодий Буслаев. Танец меча - Дмитрий Емец

«Люби и защищай?» или «Люби всех, кроме себя?» — подумала Ирка.

— Ты осталась валькирией, — произнес кто-то за ее спиной.

Ирка нетерпеливо дернулась в одну сторону, в другую. Спинка коляски мешала увидеть. Тогда она потянула левый обод коляски и развернула ее.

Багров сидел на дутой сваренной трубе — маленьком шлагбауме, которым отставной подполковник с третьего этажа оберегал закуток для своего «Форда». Матвей похудел и выглядел, мягко скажем, нестерильным. Во всяком случае, осторожные мамаши с детишками обходили его по дуге.

— А если бы… — начала Ирка.

— Он не успел бы даже коснуться тебя. Я был рядом. Мне было важно, чтобы это стало твоей победой, — сказал Матвей.

Ирка хотела спросить его совсем о другом.

— А если бы все-таки… — попыталась пробиться она.

— Я вообще всегда был рядом. И всегда буду!

Глава 15. Причал для бумажного кораблика

Ханжество — это когда говоришь правильные вещи, не подключая голову и не касаясь их сердцем. Доспехи из ханжества самые прочные. Их невозможно пробить. Хуже ханжества ничего нет.

Книга Света

Продавщица с ужасом смотрела на взъерошенного молодого человека, держащего в руках здоровенную куклу. В магазине-стекляшке она была одна, и ей в голову лезли всякие нехорошие мысли о наркоманах, которые могут загрызть за несколько десяток. Рядом со взъерошенным молодым человеком переминался здоровенный лоб со щенячьим лицом, могучие плечи которого перегораживали дверной проем.

— Девушка, ау! У вас селедка эсэсовская есть? — сердито спросил взъерошенный.

— Какая? — испугалась продавщица.

— Ну эс-эс? Слабосоленая! — пояснил взъерошенный, нежно постукивая головой куклы о прилавок.

— Н-нету.

— Тогда гоните торт!

— А деньги? — робко спросила продавщица.

Напоминание о деньгах взъерошенному не понравилось. Брови у него встали торчком, как ежиные иголки.

— Н-но! Я забыл бумажник в лимузине! — сказал он, поворачиваясь к своему спутнику. — Мошкин, плати! Подчеркиваю: все налапопам. Мне чужого не надо!

Здоровенный лоб вздохнул и, томясь, послушно заплатил. За годы их знакомства таких «налапопамов» набралось столько, что хватило бы на авиабилет до Гаити.

— Умница! Так держать! — одобрил коротенький. — И не чихай на меня вирусом жадности! Не люблю!

— Я не чихаю!

— А я говорю: чихаешь! И не спорь, а то врублю внутреннего хохла — пожалеешь!

Дождавшись, пока торт завяжут бечевкой, Чимоданов взял его под мышку, а Зудуку, схватив за ногу, перекинул через плечо.

— Пошли! — велел он Мошкину. — Чего на тетю смотришь? Сдачи ждешь или влюбился?

Мошкин, задохнувшись, замахнулся на него, задев колокольчики счастья, которые, по секретной директиве Лигула, вводил в моду еще Арей и которые теперь его усилиями висят почти во всех ночных магазинах и гостиницах. Суть этих колокольчиков состоит в немедленном вызове дежурных комиссионеров и суккубов и, следовательно, более равномерном распределении их по планете.

В доме, куда их по большому секрету пригласила Ната Вихрова, лифт внушил себе, что ему пора на ремонт, о чем и вывесил табличку. Мошкин и Чимоданов потопали по лестнице. Им надо было на двенадцатый, но уже на седьмом этаже Чимоданов уселся на ступеньки, открыл коробку и руками стал пожирать торт.

— Все! Баста! Я не нанимался таскать тяжести на такую высоту! — заявил он.

Евгеша Мошкин с ужасом уставился на его покрытые кремом пальцы.

— Ты озверел? Это же подарок от нас двоих, да?

— Подчеркиваю: по барабану! — Чимоданов вытер пальцы о штаны. — Ели бы мы его вместе, так? То есть Вихрова сожрала бы где-то третью часть? Вот я ей и оставлю ее треть!

Мошкин сдался.

— А что? Она тут живет одна, да? — спросил он.

— Ну типа да, — равнодушно отозвался Чимоданов.

— У нее своя квартира в Москве, да?

— У Наты? Ага, щаз! Дядька уехал на Кавказ, а ее оставил гулять с собакой. — Петруччо протянул Мошкину коробку. Тот помялся, повздыхал, но тоже отломил кусок. Закончилось все тем, что Вихровой осталась одна коробка.

— Она и так заелась! А в коробку можно ботинки класть. Коробка полезнее торта тем, что никогда не портится! — сказал добрый дядя Чимоданов.

Мошкин посмотрел на шахту лифта, и его потянуло на откровенность, хотя Чимоданов был кандидатурой наименее подходящей.

— Издеваться будешь? — спросил Евгеша.

Чимоданов вопросительно вскинул брови.

— Кто? Я? Да за кого ты меня принимаешь?

— Значит, будешь! — сказал Мошкин. Впервые он произнес что-то уверенно. — Когда я был подростком, мы с Петькой и Толиком бегали по подъездам. Поджигали газеты в почтовых ящиках и мочились в лифте, стараясь попасть в щель между дверями. Или сбрасывали с верхнего этажа бутылки… Они в пыль рассыпаются, знаешь?

— И ты тоже, что ли, мочился? — Чимоданов выбрал слово сильнее, но сознание Мошкина предпочло цензурированную версию.

— Нет, конечно, — произнес Евгеша в ужасе. — Но я старался быть таким же, как они, чтобы быть с ними, понимаешь?

Чимоданов в психологии не ковырялся.

— А мы лом как-то скинули. Так он машину просадил и в асфальте застрял. Нас попалили, и парень, который лом кинул, на хорошие деньги попал… Подчеркиваю: славные были времена!.. А вообще прикольная история с лифтом! Надо будет Мефу рассказать! Куда, ты говоришь, вы гадили? — подмигивая, спросил он у Евгеши.

Мошкин прикусил язык. Он уже трижды пожалел, что стал откровенничать с Чимодановым. Он ведь и раньше знал за ним эту черту. Если твой друг выбалтывает тебе секреты других своих друзей, значит, и твои секреты разбалтывает им. А раз так, может, не стоит выводить язычок на прогулку из-за зубного забора?

Вихровой они позвонили еще снизу, не зная, что лифт сломан, поэтому, когда они наконец поднялись, Ната стояла на пороге и ждала. Выражение лица у нее было типично вихровское: «Только случайно не подумайте, что вы мне нужны! Или что я кому-то рада!»

— Чего так долго? — поинтересовалась она хмуро.

— А фиг ли было на крышу лезть? — отозвался Чимоданов, оглядываясь на лестницу, где Мошкии забивал пустую коробку из-под торта в мусоропровод.

— Пес не укусит? — мнительно крикнул он.

— Уже не укусит, — пообещала Вихрова. Мошкин с облегчением вздохнул.

— Почему «уже»?

— Сбежал в первый же вечер, — ответила Ната равнодушно. — На пятнадцать минут оставила его у магазина. Ну максимум на полчаса, потому что через час я точно о нем вспомнила. Такси ловила для сволочи такой! Не мог дождаться!