Книга Бюро находок - Зигфрид Ленц

– Никогда не вернется? – расстроился Генри.

– Думаю, что никогда.

– А мы можем навестить его?

– Мне дадут знать.

– Может, все еще хорошо кончится, – вздохнул Генри, – у моего дяди тоже был инсульт три года назад, но он смог вернуться на работу.

– Нам остается только надеяться.

Очевидно, Хармс хотел сказать ему что-то еще, но, взглянув на Паулу, он поднялся и показал Генри на двух девочек, стоявших перед ее столом со смущенным и виноватым видом.

– Паула зовет нас.

– Так пошли к ней.

Паула представила обеих девочек, жавшихся друг к другу.

– Это Маргрит, – и она показала на Маргрит, – это Анна, – кивок в сторону Анны. И прежде чем девочки успели, следуя приглашению Генри, рассказать о своей пропаже, Паула пояснила, что обратиться в бюро находок на вокзале им посоветовала учительница; Анна очень расстроена из-за потери флейты.

– Так-так, – покивал головой Генри, – значит, ты потеряла флейту. Или забыла?

– Оставила в поезде, – ответила Анна, – мы ездили с классом на проулку в Люнебургскую пустошь.

– В поезде Анна еще играла, – вспомнила Маргрит, – на обратном пути.

– Тогда вы и в самом Люнебурге были, – вмешался Хармс, и Анна подтвердила:

– В Люнебурге мы делали пересадку; все произошло очень быстро, там я, наверное, и оставила флейту.

– Маттес приносил нам одну флейту, – сказала Паула, – я ее уже заактировала, она лежит на полке с игрушками.

Генри исчез между стеллажами, девочки шептались друг с другом, и когда он снова появился, Анна побежала ему навстречу: она сразу узнала свою флейту, он держал ее в руке.

– Это в самом деле твоя флейта? – спросил Хармс.

– Мне ее на день рождения подарили, – пояснила Анна, а Маргрит подтвердила:

– Я там тоже была.

– Хорошо, – сказал Генри, – значит, ты можешь нам что-нибудь сыграть?

– Я не знаю, что я должна играть.

– Ну, сыграй то же самое, что ты играла в поезде, когда вы ехали домой.

Анна подумала, пошушукалась с подружкой и серьезно спросила:

– Если я сыграю, я смогу потом забрать свою флейту?

– Да, ты ее получишь.

– Договорились, – кивнула Анна, – сначала я сыграю «Пробный полет».

– А что это такое – «Пробный полет»? – удивился Хармс.

– Ну, значит, таю это о маленьком птенчике, который еще никогда не вылетал из гнезда, и вот мама выманивает его перелететь к ней на соседнюю ветку, у нее ничего не получается, он боится. Потом он все-таки пробует, и ему так нравится, что он не садится на ветку, а весело летает вокруг и хочет показать маме, какая это радость. Но, приземляясь, он кувыркается.

– О, это мы хотим послушать, – улыбнулся Генри.

Анна поднесла флейту к губам, и все, кто был в бюро находок, мысленно увидели и ощутили то, о чем им рассказывала девочка: дерево, гнездо, взрослую птицу, выманивающую птенца.

– Я могу теперь забрать свою флейту?

– Можешь, – разрешил Хармс, – и знай, что мы слушали тебя с большим удовольствием. Тебе только надо еще подписать одну бумагу, – и он повернулся к Пауле: – Денежный сбор вычтем из гонорара за музыкальное представление.

Генри шутливо пригрозил ей:

– Смотри, больше нигде не оставляй свою красивую флейту.

– Не оставлю, обещаю!

Девочки серьезно попрощались, но уже на лестнице склонили друг к другу головы и захихикали. Заметивший это Генри улыбнулся:

– Симпатичная растеряшка, заодно и настроение подняла.

Паула начала готовить списки к следующему аукциону, а Хармс еще раз показал на свой кабинет и со словами:

– Мы с тобой еще не договорили, Генри, – пошел вперед. По задумчивому выражению лица начальника можно было заключить, что он собирается обсудить нечто важное, это выражение исчезло лишь, когда они сели напротив друг друга.

– Я не знаю, Генри, известно ли тебе, что по штатному расписанию мне положен заместитель, до сих пор это был Альберт. Мы не знаем, вернется ли он к нам, а если и вернется, сможет ли и захочет ли выполнять эти обязанности. Поскольку мне в ближайшем будущем предстоит ряд служебных поездок, речь идет о сборе информации по взаимодействию бюро находок, сетка нашего штатного расписания должна быть заполнена. Согласен?

– Ясное дело.

– Хорошо, Генри, во время моего отсутствия ты будешь замещать меня, совершенно официально. Ты становишься моим заместителем. Мы приняли такое решение, отдел кадров будет проинформирован.

Генри ошеломленно посмотрел на Хармса и непроизвольно отмахнулся, потом поднялся и спросил:

– А Паула? Она гораздо дольше работает здесь, и у нее больше прав.

– Паула предложила тебя, – ответил Хармс.

– Паула? – изумился Генри.

– Она считает, что ты самый лучший работник, какой только был в нашем бюро в последнее время, и я разделяю ее мнение. Мы долго говорили о тебе.

– Паула предложила меня? – все еще не мог поверить Генри.

– Она высоко ценит твою работу, – ответил Хармс, – а еще мне кажется, что ты ей нравишься.

Генри подошел к окну и взглянул на Паулу, корпевшую над своими списками и не глядевшую, вопреки его ожиданиям, на него; он слышал, что шеф задал ему какой-то вопрос, но смысл не дошел до него, и он ждал, когда тот повторит его.

– Ну так как, Генри? Я собираюсь писать докладную в отдел кадров, ты принимаешь наше предложение? – Поскольку Генри не отвечал, он добавил: – Ты не пожалеешь об этом. Чтобы начать карьеру, подчас нужен трамплин – ты понимаешь, что я имею в виду.

Генри затряс головой. Он поблагодарил и сказал:

– Я рад, что моей работой довольны, но подниматься по служебной лестнице – это не для меня, это я с удовольствием предоставлю другим.

– Отлично, ты мне об этом уже однажды говорил, тогда, при твоем первом появлении у нас; если тебя шокирует слово «карьера», назовем это по-другому, к примеру, «изменение». Разве у тебя иногда не возникает желания измениться? Твой дядя наверняка бы не возражал.

– Не исключаю, но мне нравится все так, как есть, меня не прельщает руководящая работа, я же вижу по горе бумаг на вашем столе, как она вам досаждает.

– Ну хорошо, открой мне тогда секрет, что тебе здесь нравится.

– А вы не знаете? Вы-то с вашим богатым опытом? Короче, что мне здесь нравится и даже больше, чем нравится, – это ежедневные встречи с неудачниками, с людьми, которые приходят заявить, что они что-то потеряли. Я раньше и представить себе не мог, что могут оставлять и забывать или терять на перроне люди. Я бы никогда не поверил, что по-настоящему узнаешь людей, когда они приходят сюда к нам, чтобы заявить о пропаже: они плачут, сетуют, укоряют самих себя. А какую радость испытывают, когда забрезжит луч надежды и я могу их утешить. Когда мне удается помочь человеку найти свою вещь, я испытываю не меньшее счастье, чем он.