Книга Мачо не плачут - Илья Стогов

Я пытался по карте следить, куда мы едем. Потом плюнул. Иногда закуривал сигарету. Водитель не обращал на меня внимания.

Куала-Лумпур напоминал дачный поселок, через который проложили сумасшедший хайвей. Дома — максимум в четыре этажа. Глядя на них, я вспомнил сразу несколько старых анекдотов про лилипутика в лифте. По дороге двигались автомобили — добротные японские, но все старых моделей. Дети-малайцы угнали их у рассеянных родителей.

Потом мне надоело ехать. Я вылез, огляделся, прошагал пару кварталов. Все вокруг было пыльное и выцветшее от невыносимого солнца.

Решив поменять несколько долларов, я зарулил в банк. Прежде чем с вывески отвалилось несколько букв, она сообщала, что здесь находится «Nationale Bank of Malaisia». Перед дверью охранник с винтовкой М-16 на сгибе локтя внимательно ощупал карманы моих джинсов. Он едва доставал мне до плеча. Малайские деньги назывались ринггиты.

Я зашагал вниз по улице. Навстречу шагали жители славного города Куала-Лумпура. У женщин были платья до щиколоток и платки на головах. Мужчины носили белые рубашки навыпуск. Их усы казались приклеенными к несовершеннолетним розовым лицам. Даже местные бабульки выглядели как мечта педофила. У некоторых женщин на руках были крошечные дети. Судя по размерам, этих детей приходилось немного донашивать уже после родов.

Несколько раз свернув, я вышел на площадь. В ее дальнем конце торчала громадная мечеть. Площадь была заполнена жаркой, влажной толпой. Поверх голов были натянуты провода и веревки с разноцветными вымпелами. На здании слева от мечети висела огромная реклама «Kodak».

Пахло жареным мясом. Раскачивались и закатывали глаза косматые малайские старухи. Орали все и со всех сторон. Кое-кто держал в руках горящие свечи, кто-то пританцовывал и хлопал в ладоши. В плетеных корзинах шевелились черные крабы размером с сенбернара. Прямо на земле лежали связанные узлами живые осьминоги. Несколько раз я наступал на их щупальца ногой.

У самого входа в мечеть сидели нищие горбуны. Их перекошенные черные рты были похожи на арки проходных дворов. Калеки тянули руки и подвывали. Некоторые выглядели так, будто их тело сочиняли после многодневного запоя. Меня толкали. Потом ни с того ни с сего окатили грязной водой. Я начал выбираться из толпы.

С площади вытекало сразу несколько улиц. Я выбрал ту, что казалась шире остальных. На веревках сушилось жуткое белье. Вдоль стен на корточках сидели серокожие аксакалы. У них были древние морщинистые лица. Бегали дети неопределенного пола.

Я схватил за руку голого по пояс молодого малайца.

— Do you speak English?

Он что-то ответил.

— Ты знаешь, где находится буддийский храм? Монастырь Сумбун?

Он пожал плечами.

— Вот это место на карте. Где это?

Он показал, что не слышит.

— Mэп! Карта! Покажи, как пройти вот сюда!

Вокруг нас собралась толпа. Малайцы орали и махали руками. Тот, что лучше других говорил по-английски, объяснил, что идти следует вниз по улице. Много-много вниз. Потом налево и там будет река. Я понимаю? Река! Много-много вода! Возле реки буддисты как раз и живут.

Чем дальше, тем уже становилась улица. Несколько раз я спускался и поднимался по стертым ступеням. Из глухих стен росли мясистые листья. В тени лежали бездомные собаки. Шерсти у них, живущих в тропиках, почти не осталось, и на безволосой коже цвели разноцветные родинки. Собакам было жарко. Иногда на стенах было что-то написано пульверизатором. Под надписями кучковалась куала-лумпурская молодежь. Парни провожали меня недоуменными взглядами.

Представить, что еще пару дней назад я находился на другой стороне планеты, было сложно. Почти до дна промерзшая Нева. У пешеходов на обуви разводы соли... Жизнь в Петербурге казалась тоскливым черно-белым кино.

Последнюю ночь перед отъездом я, помню, провел в редакции. На кушетке кто-то храпел. У меня на коленях сидел молчаливый ребенок... не знаю чей. Я рассматривал бесплатные интернетовские порносайты и прихлебывал из липкого стакана. Ребенок тоже смотрел в экран. Из того, что происходило под утро, вспоминаются лишь бесконечные проверки документов на улице.

Все-таки странно, что на Конгресс послали именно меня. Было время, в газете меня ценили. Теперь, завидев вдалеке, коллеги судорожно разбегались по кабинетам. Если я приходил в редакцию трезвым, они тревожились и спрашивали, что произошло. Телефонные разговоры давно строились по схеме:

— Как дела? Давай встретимся?

— Денег нет.

— А мы не будем здорово напиваться.

И, конечно, развод. Хотя чего еще можно было ждать? Последние месяцы контакты с женой сводились к тому, что она стирала мое нижнее белье. Чем дальше, тем чаще отстирывать приходилось помаду. Соответственно, отношения становились совсем ни к черту.

М-да.

Я вышел на пыльный перекресток. Судя по карте, река должна была протекать где-то здесь. Я долго озирался и бродил по чумазым проулкам. Потом река нашлась. С одного ее берега на другой был переброшен гамак. Отклячив зад, в нем кто-то спал. Перейдя реку, я разглядел над крышами пагоду.

Буддийский монастырь Сумбун выглядел как аттракцион из Диснейленда. Слишком разноцветный, слишком нарядный. Китайские фонарики, клумба с яркими цветами. Стены монастыря были выложены вперемешку красными и желтыми кирпичами.

Вокруг не было ни души. Я поднялся по лестнице с широкими мраморными перилами. С крыши свешивались пестрые драконы. У них были глупые морды азиатских коньков-горбунков. Под навесом каменный пол казался даже немного прохладным.

Я подошел к массивной, в два моих роста двери и попробовал ее открыть. Заперто. Я постучал. Потом постучал погромче. Чуть не отбил себе кулак. Рядом с дверью стояла зеленая школьная доска, исписанная мелом. Может быть, на ней и был указан режим работы монастыря, да вот беда, я совсем не читаю по-малайски.

Я спустился обратно на раскаленную улицу и попробовал обойти монастырь вокруг. Встав на цыпочки, заглянул в восьмиугольное окно. Изнутри оно было прикрыто чем-то серым. С обратной стороны монастыря, прислонившись к стене, сидел громадный каменный Будда. Аккуратно сложенные в паху руки. Мочки лопоухих ушей лежат на плечах.

Я выкурил сигарету. Стояла мертвая тишина. У Просветленного были плотно зажмуренные глаза. Каменные ресницы намертво впивались в нижние веки. Будете проходить мимо, пожалуйста, не будите Будду.

Когда я выбрался обратно к площади с мечетью, уже начинало темнеть. Самое время пообедать. Я посчитал деньги. На каждом углу стояли жаровни. Аборигены толкались вокруг и громко чавкали. Проходя мимо, я внимательно разглядывал, что именно они едят. Возле одной жаровни мне предложили расфасованную в стаканчики из-под «Коки» бурую массу. По внешнему виду она напоминала человеческие глаза в собственном соку. У следующего поворота тощий малаец торговал шашлычками из нанизанных на лучину неоперившихся птенцов. Самый крупный из них был размером с большой палец ноги.