Книга Раки-отшельники - Анне Биркефельдт Рагде

Хлещущий дождь превратил двор в грязную кашу, земля вокруг построек была черной и мокрой, деревья темными полосами тянулись к серому небу, приближалась середина марта, а дождь пришел на смену нескольким солнечным дням, когда в воздухе запахло весной.

— Земля еще оттаивает. Все покрыто водой. От этого и жуткая грязь.

Голос его стал жестким. Говорил он почти только о плохом.

Почему бы ей не уехать. Собрать вещи и отправиться восвояси. Позвонить Марит и попросить ее снова взять больничный, чтобы она могла приезжать через день. Но Турюнн, кажется, застряла. Каждый день она ссорилась с отцом из-за его поведения и грозилась уехать, а день все равно заканчивался и наступал новый. Ее затянула повседневная работа, она уходила в нее и бежала от собственных мыслей. Турюнн начала понимать, как жили люди на этом хуторе все долгие годы, как рутинный труд делал весь остальной мир чем-то несущественным. Днем управляли животные в свинарнике, стрелки часов, программа передач по радио и по телевизору, почтальон, дождь или его отсутствие. По счастью, с ее приезда не было снега, она не смогла бы управлять трактором, а Кай Рогер отказался, поскольку у трактора не было должной защиты для водителя. «На таком тракторе вообще запрещено ездить, — пояснил он, — страховая фирма не возместит убытков, случись что-нибудь». Это привело к тому, что отец платил дополнительно за доставку кормов и чудовищно возмущался. И не только этим. Все было не так: финансовый отчет, с которым он бился каждый вечер, декларация, которую надо было отправить до тридцать первого марта, бойня, которая требовала более молодых и легких поросят из-за перепроизводства в стране, счета от дератизаторов сверх всех обычных счетов, приходивших в это время года, новые предписания от санэпидемнадзора, кто будет удобрять земли. Не было ничего, что не вызывало бы у него возмущения, кроме еды, которую она ставила перед ним. Она всегда была вкусной. Приходилось довольствоваться хоть этим.

Оставалось всего две недели до того, как снимут гипс. Он надеялся, что после этого выздоровеет за одну ночь. Пока врач не сказал, что надо ходить к физиотерапевту и тренировать ногу, мышцы будут очень ослаблены. Отец обругал врача и заявил, что, как только сможет сгибать колено, все будет хорошо, и врачу пришлось его переубеждать, объясняя что, увы, колено будет трудно сгибать еще довольно долго. И именно поэтому надо его тренировать.

Она научилась не слушать его болтовни, превращая ее в поток слов, ее не касающийся. Если ей удастся продолжать в том же духе, она здесь пробудет, пока он полностью не восстановится, и уедет с самой чистой на свете совестью, потому что все это выдержала.

Но возвращение домой ее не радовало. Мать была смертельно обижена и звонила исключительно чтобы обвинить и пожаловаться. Она собиралась продать дом и купить дрянную квартирку, как она говорила, и пусть все катятся ко всем чертям. Сисси не понимала, что наказание, которое она вменяла дочери и бывшему мужу, заденет куда сильнее ее саму. Она была обижена.

И отец тоже. Турюнн пыталась быть доброй и милой. Не помогало. Она попробовала молчать и держать дистанцию. Тоже не помогало. Она попробовала возмущаться вместе с ним. Немного помогло, но ей было противно соглашаться, что все кругом плохо, что городские чиновники из налоговой — идиоты, не понимающие фермерских трудностей, что Министерство сельского хозяйства состоит исключительно из бумажных фашистов, и что Кай Рогер чертов трус и не хочет водить его трактор из-за того, что кабина, видите ли, ржавая и плохо держится.

Ей нравился Кай Рогер. Он помогал ей носить ведра с теплой водой из мойки в свинарнике в тот день, когда она приехала и все было ужасно. Когда она сбежала из Осло и проплакала треть пути, она представляла, что отец будет вне себя от счастья и радости. И вот он лежал… Видимо, он не мог ей простить, что она застала его в таком виде. Она уговорила Марит оставить дела и приехать, и та появилась через полчаса, даже меньше, и, пока Турюнн стояла на дворе и курила, внутри была полная тишина. Он лежал в грязи и ждал. А Марит даже бровью не повела, просто закрыла за собой входную дверь, оттащила отца на кухню, а потом вышла и как следует поздоровалась с Турюнн, спросила, в состоянии ли она прибрать пол. Турюнн ответила, что попытается.

И тут на двор въехал «Лэндкрузер». Заметив его, она пошатнулась и крепко схватилась за руку Марит, но тут же обнаружила, что машина темнее, чем у Кристера, это приехал сменщик. Ей пришлось рассказать ему, что биотуалет перевернулся, запахи уже наводнили двор, но она не сказала, что отец сам лежал в дерьме. Позже отец заставил ее поклясться, что ни Маргидо, ни Эрленд об этом не узнают, и она легко согласилась. Вероятно, с Марит взяли такое же обещание.

Все самое ужасное она смела шваброй, нашла резиновые перчатки и упаковку туалетной бумаги, с помощью которой она начала уборку, потом закончила тряпкой. Два раза приходилось ей выбегать на двор, ее тошнило. Кай Рогер принес воды. Она не осмеливалась заглянуть в кухонное окно, но когда Марит пошла наверх за чистой одеждой, они поговорили. Марит сказала, что повязка у отца тоже испачкалась, по счастью, только верхний слой, но теперь ему нужна новая. Поэтому когда пол был помыт, биотуалет сполоснули в свинарнике и водрузили на место, Турюнн отправилась в аптеку в Трондхейме, а Кай Рогер приступил к работе в свинарнике.

Когда отца уложили на раскладушку и дали болеутоляющее, она дрожала от усталости. Проводила Марит до машины и долго с ней говорила. Сказала, что пробудет здесь какое-то время, что может убираться, готовить, ездить за покупками и присматривать за мужчинами. Возможно, она пообещала слишком много, но благодарность этой женщине, которая примчалась немедленно и спасла ситуацию, сделала ее слишком великодушной.

— Я купила венских булочек, — сказала она, тут же достала тарелку и поставила перед ним.

— Угу.

— Кофе наверняка еще горячий. Инструменты лежат в дровяном сарае?

— Это еще зачем тебе?

— Надо разобраться с досками на полу в прихожей.

— Все инструменты, какие есть, лежат в сарае, — ответил он и сел с газетой на вытянутых руках. Ему были нужны очки, но он и слышать не хотел об оптике, это было слишком дорого, как он считал. Надо купить несколько дешевых пар готовых очков и проверить, может, они подойдут. Теперь можно не бояться крыс в дровяном сарае. Дератизаторы проделали огромную работу, они трудились несколько дней и выслали счет на одиннадцать тысяч. Даже облегчение от того, что он избавился от такой гигантской проблемы, не смягчило его гнева при виде счета. Основательно выругавшись и прокляв всех и вся, он поковылял на ходунках через двор к свинарнику. Вернулся он успокоенным и лег спать.

Она бы с удовольствием рассказала ему о свинках, о том, что они делают, что происходит в свинарнике, но он только слушал и ничего не отвечал. Она спросила, скучает ли он по ним, но и на это он не ответил. И еще он разозлился на Маргидо за то, что тот рассказал ей про крыс. Он догадался об этом, когда она ничуть не удивилась, завидев на дворе машину дератизаторов на следующий день по приезде. Удивительно еще, что Маргидо не повесил плакат в местном магазине, чтобы все соседи были в курсе, кто обитает в стенах свинарника на Несхове.