Книга История его слуги - Эдуард Лимонов

Я время от времени незаметно подталкивал присутствующую при этой сцене Ольгу локтем и иронически улыбался. Мы, люди из технически слабо развитых стран, не пытаемся лезть в ту область, где мы ни хуя не понимаем. Дотошные же Нэнси и банкир возились с машиной часа полтора, перепачкались в жирной воде и остатках пищи, а результат был нулевой — 0. Мы до сих пор ополаскиваем тарелки от остатков пищи, а уж потом ставим их в дишвошер, потому что так приказал нам Их Величество Специалист — рыжий парень в комбинезоне — Бог Посудомоечных Машин.

Я усиленно спрашивал Нэнси, как делать, я притворялся, что меня действительно интересует, как она готовит майонез с укропом или еще какую-нибудь пищеварительную чушь. Я ее спрашивал и даже записывал, господа. Если хочешь быть на хорошем счету, будь старателен или делай вид, что ты старателен. Я усиленно делал вид. Может, Нэнси даже не очень мне верила, что меня интересует кухонная арифметика и механика, но от нее и не требовалось верить — мы играли свои роли: она — хозяйки, я — хаузкипера, все у нас было хорошо. Волею обстоятельств я почему-то умею варить превосходный куриный суп, куда лучше Нэнси, это и Линда отмечает, и даже Стивен. Даже более того — многие люди мне говорили, что мой куриный суп лучший из всех куриных супов, которые им приходилось есть во всю их жизнь. Может быть, я делаю лучший в мире куриный суп, а? Я думаю, Нэнси уважала меня за куриный суп и еще за то, что я не выебывался и принимал условия игры — утруждал себя казаться старательным. Посему, в конце концов, она прекратила свои наезды и приезжает теперь в Нью-Йорк только в случаях действительной необходимости. А тогда, в марте, год назад, Нэнси сказала мне, как бы подведя итог проверки: «Ну что ж, Эдвард, с тобой все хорошо, дом без пятнышка (пятноотсутствующий, если перевести с английского буквально). Спасибо тебе большое».

Теперь мы живем в мире, согласии и покое. Вообще же я считаю, что хозяева только грязь в дом наносят, пользы же от них никакой — точка зрения хаузкипера. После редких теперь, слава Богу, набегов дикой толпы из Коннектикута я и Ольга постепенно начинаем приводить дом в порядок. Особенно загаженными оказываются, конечно, детские комнаты. Пытливые американские дети во время своих коротких визитов успевают сделать многое: склеивают модели самолетов и кораблей, режут на мелкие кусочки бумагу и разбрасывают ее по всему дому, бегают по крыше, да так, что стекла трясутся во всем доме, опутывают лестничные перила проводами и веревками… Всего разгрома, учиняемого всякий раз детьми, не опишешь, во всяком случае, каждый такой визит стоит нам с Ольгой нескольких дней труда после их отъезда. Самое противное, что практически мы убираем за детьми гостей, только самый младший ребенок Грэев по возрасту способен участвовать и участвует в этих безобразиях. Но я всегда так счастлив, что хозяйка убралась восвояси, что последствия визита не могут омрачить моей радости.

Иногда Нэнси кого-нибудь оставляет в доме еще на несколько дней пожить. Или же у коннектикутского банкира — ее соседа — есть в городе дела, и он остается на пару дней, или любовник Нэнси Карл живет в доме. Но по взаимной нашей со Стивеном договоренности я ничего не должен этим людям — я могу предложить им кофе поутру, если они спускаются в кухню, и все, что я имею в рефриджерейторе, но берите сами, дорогие гости. Самообслуживание.

Карл всегда появляется в доме через полчаса после прибытия Нэнси. Первое, что она делает, поставив свой джип перед окном кухни — я и старшие дети выгружаем в это время веши из джипа, — она звонит Карлу. Карл — быстро лысеющий не очень молодой человек, очевидно, моего возраста или даже моложе, но в отличие от меня он таки, да, сделал себе карьеру за последние четыре года. Начав с бухгалтера провинциального яхтклуба, где-то там же, в захолустном углу Коннектикута, Карл, благодаря протекции Нэнси, быстро взлетел по социальной лестнице, перескакивая через две-три ступеньки, и занимает сейчас должность Президента одной из крупных дочерних компьютерных компаний, входящих в империю Гэтсби.

«Учись, Эдвард, — говорю я себе всякий раз, когда вижу Карла, сидящего с Нэнси на кухне и интеллигентно беседующего с ней о пустяках, — вот он — авантюрист, настоящий, не то, что ты».

Нэнси сорок, женщина она вполне привлекательная, высокая, с хорошей фигурой. Единственное, что можно поставить в упрек ей или природе — что она, как и Дженни, совершеннейшая мама, на чьи ласковые колени хорошо прилечь обиженному жизнью ребенку. Что бы со мной в жизни ни происходило, в самых тяжелых обстоятельствах, мне никогда не хотелось выплакаться на маминых коленях или на ее груди. Мне нужны капризные блядские девочки-подружки, заносчивые, и размалеванные, и надушенные, снов о том, что я маленький и робкий спускаюсь в гигантскую пизду, у меня никогда не было, я не Стивен и не Карл, короче, и Нэнси для меня не привлекательна. Хотя вначале я, как истинный авантюрист, и подумывал о жене босса, но, взвесив все за и против, понял, что она не моя чашка чая. Уже совсем другой вопрос, был бы я ей интересен или нет. Я думаю, что нет, между нами не было и нет ни одной точки соприкосновения, хотя и антипатии тоже нет. Кроме того, я думаю, что мы с Нэнси одного типа люди, я тоже самоуверен, инициативен, деятелен, и всем моим женщинам всегда покровительствовал, и был им папа, даже тем, которые были старше меня. Может, именно поэтому мы и с Дженни не сошлись, она ведь не была соблазнительной девочкой-дочкой, она была мама Дженни, мама Дженни нам не нужна, нет. Я сам папа Лимонов, я сам командир.

Авантюрист Карл — тихий человек, он если и живет в доме, то так, что его не видать и не слыхать. Иной раз по утрам я застаю его на кухне читающим книгу этикета, написанную Эми Вандербилт, очевидно, специально как пособие для авантюристов, для кого же еще. Гэтсби книга не нужна, кое-что он знает, а его деньги и его самоуверенность ставят его выше любого этикета. Гэтсби — представитель верхнего класса общества, а не буржуа, не бывший бухгалтер, как Карл. Вот Карлу приличествует читать книгу этикета, он ее и читает. Тем не менее, они делят одну женщину.

Как странно, думаю я, природа, совершенно не считаясь с телами, рассовывает типы людей куда попало, есть тип, и природа сует его в первое попавшееся тело. И вот здоровенный детина — Стивен Грэй — 6 и 2, имеет в себе уязвимую душу маленького мальчика, который во всех женщинах ищет себе маму и выбирает маму — тому пример и Нэнси, и Полли, и еще несколько его женщин, все они распространяют вокруг себя материнскую ауру. В то же время я, Эдвард Лимонов, — 5 и 8, с детско-подобными чертами лица, поди ж ты, и имею замашки папы. Помню, что за все время моей жизни с Дженни, я один только раз — больной и в жару, закапризничал, и все в тот момент вдруг стало для нее на свои места — она прижала мою голову к груди и стала гладить меня по волосам, очевидно, сама этого не сознавая, и что-то забормотала ласково. На следующий день Дженни сказала мне грустно: «Какой ты был вчера больной, Эдвард, но наконец human. В первый раз за все время».

Когда я гляжу на Нэнси в длинном платье, с загорелым лицом, ее волосы собраны в пучок, она совсем не накрашена, суровая и сосредоточенная, она стоит в саду на коленях и сажает куст азалий — пересаживает их из горшка, я чувствую некоторое мужское превосходство перед моим хозяином. Потому что он нуждается в покровительственных ласках этой крепкой женщины, а я до сих пор еще с ужасом вздыхаю каждую ночь и переворачиваюсь в постели, вспоминая взбалмошное дитя Елену, способное довести меня до бешенства своим блядством, совершенно отбившееся от рук дитя. Елена — дитя, сбежавшее от папы Эдварда, и творящее безобразия, ебущееся со скверными мужчинами, и хулигански живущее, как она хочет, в то время как дочь должна жить, как хочет папа. Природа скроила меня таким, что делать, если б я мог — я бы с удовольствием успокоился на женской большой груди — бедный уставший мальчик.