Книга Человек за шкафом - Олег Рой

– Ну, не то чтобы… – Антон не знал, как это объяснить. – Раньше я сам нечасто выходил. Не любил быть на улице, там слишком шумно, слишком много людей…

– А сейчас? – Оля с любопытством взглянула на него.

– Сейчас, наверное, вышел бы, – признал он, немного поразмыслив. – Но у меня нет ключей.

– Зато у меня есть ключи.

– Это да, но… – он растерянно оглядел себя, указав на то тряпье, которое все время носил.

– Неужели у тебя больше ничего нет? – не сдавалась Оля. – Ведь раньше, пока твоя тетка не жила здесь, у тебя была нормальная одежда? Должны же были остаться какие-то вещи? И твои, и твоих родственников.

– Не уверен, – с сомнением отвечал Антон. – Кажется, она это все продала, а что не сумела продать, то выбросила.

– Так давай посмотрим!

Оля быстро поднялась с кухонного табурета, а Антон в который уже раз поразился ее… Он не знал, как назвать эту черту своей новой подруги, так милостиво подаренной ему судьбой. Находчивостью? Смелостью? Сообразительностью? Предприимчивостью? Словом, как это ни назови, но у нее как-то удивительно легко решались те задачи, которые он считал не просто сложными, а невозможными и непреодолимыми.

– А вдруг она, когда вернется, увидит, что мы что-то искали? – спрашивал Антон, суетливо мотаясь по квартире следом за деловитой Олей.

– Не увидит, – отвечала та, распахивая шкаф. – Наша Эльза Кох сама неряха, каких мало, я это давно поняла. Так, тут ничего, полезли-ка на антресоли… К тому же она выпивает…

– Что ты говоришь? – искренне удивился Антон. – А я и не замечал…

– Пьет-пьет, от нее частенько несет перегаром… Ага, вот тут, кажется, что-то есть!

Все шкафы в доме были забиты женской одеждой, часто новой, ни разу не надеванной, в нераспечатанных пакетах или с болтающимися ценниками – в лучшие времена Зоя напокупала себе в «Березке», комиссионках, у спекулянтов, кооператоров и в недавно открывшихся бутиках такую кучу шмоток, что не успевала их все носить. А вот мужской одежды нигде не было видно. Ни дедовского мундира, ни Андрюшкиных фирменных вещей (братишка был большим модником), ни того, что когда-то принадлежало Антону. Но Оля не сдавалась, и в итоге ее поиски увенчались успехом. На антресолях, в самом дальнем углу, обнаружилось кое-что из одежды отца, видимо, оставленное Зоей на память, – его любимые джинсы, несколько свитеров и рубашек, костюм, поношенная теплая куртка и даже ботинки.

Нельзя сказать, что одежда Ильи пришлась впору очень худому Антону – все болталось на нем, как на вешалке. Даже ботинки – и те были велики минимум на размер. Но Оля и тут не растерялась, проделала новую дырку на дедовском ремне, продела его в джинсы, затянула им пояс Антона – и получилось более или менее приемлемо. «Во всяком случае, в милицию не заберут!» – заключила она.

И они вместе вышли из квартиры. В глубине души обоим было страшно, оба подсознательно ожидали, что сейчас вдруг как из-под земли появится Зоя, и тогда им обоим несдобровать. Но вслух ни он, ни она о своих опасениях не говорили.

Сколько же времени Антон не ездил в лифте, сколько не был в подъезде! Они поздоровались с незнакомой ему консьержкой, после чего Оля открыла входную дверь, и он чуть не потерял сознание. Этот свежий воздух, этот умопомрачительный аромат осеннего города, где запах готовящейся ко сну природы – прелой земли и горящих листьев – смешивается с запахом бензина и выхлопных газов и еще десятками, сотнями, тысячами запахов мегаполиса… А шум, какой вокруг стоял шум! Подобный слуховой шок, только во много раз слабее, испытывает взрослый человек, впервые через много лет попавший в школу во время перемены, – он почти хватается за уши и не может понять, как мог когда-то провести десять лет посреди такого ора?

От всех этих потрясений у Антона закружилась голова. Он стал потихоньку оседать, и хрупкая Оля, буквально подхватив его, усадила на лавочку.

– Что с тобой?

– Не знаю. У меня все плывет перед глазами…

Над головой было огромное, бесконечное небо вместо ставшего уже привычным обшарпанного потолка… В это небо, обрамленное со всех сторон крышами домов и верхушками деревьев, было страшно смотреть – Антону казалось, что еще чуть-чуть, и сила притяжения не удержит его, ноги оторвутся от земли, тело начнет подниматься, как наполненный теплым воздухом шар, и унесется в эту безбрежную прохладную даль, голубизна которой подчеркивалась чернотой крыш и золотом листьев. Пальцы сами собой вцепились в край скамейки, и Антону не сразу удалось разжать их. Лишь тогда, когда убедился, что земля все-таки держит его прочно, не отпустит. И ощущение, что все шатается и плывет, что равновесие теряется, а руки и ноги – как чужие, постепенно стало проходить.

Так он сидел около десяти минут, потихоньку привыкая. А когда мир вокруг начал более ли менее вырисовываться и принимать реальные очертания, Антон сказал Оле:

– Может быть, на сегодня хватит?

И она не стала спорить, взяла его под руку и повела назад.

С тех пор каждое утро, невзирая на погоду, после завтрака они отправлялись на прогулку. Сначала каждый раз при выходе из подъезда все начиналось заново. Голова сильно кружилась, все плыло перед глазами, небо набрасывалось, точно собиралось утянуть в себя, как гигантский пылесос… и Антон только успевал уже сам быстро садиться на лавочку. Но через несколько дней стало лучше, и они начали гулять. Сначала недалеко, по двору, затем подальше – взад-вперед по Тверской, а через пару недель стали доходить и подальше, до Моховой улицы и Манежной площади.

Первое время Антона и Олю сильно беспокоили встречи с соседями. Пусть тех, кто помнил семью Назаровых и узнавал Антона, осталось не так уж много – кто-то умер, кто-то уехал, продав или сдав дорогую квартиру, – но они все же имелись. Так, во время своей второй прогулки молодые люди встретили Тамару, дочь Катерины, бывшей домработницы, и та очень удивилась, увидев Антона. Она рассказала, что Катерина недавно умерла – почти сразу же после того, как они втроем съездили с Антоном на кладбище к его родным. А еще выяснилось, что Тамара неоднократно расспрашивала Зою о племяннике, и та говорила, что парень совсем плох, его пришлось положить в психиатрическую больницу, откуда он уже, скорее всего, не вернется. Услышав такое, Антон совсем растерялся, но, как всегда, спасла положение Оля. Она засмеялась, процитировала остроту кого-то из классиков «слухи о моей смерти сильно преувеличены» и сказала, что Антон действительно какое-то время был нездоров, но теперь явно пошел на поправку и из больницы его отпустили домой. В заключение этого убедительного монолога Оля попросила Тамару не говорить ничего тетке Антона – она пока не разрешает ему гулять, опасается, как бы не стало хуже. Тамара полностью ей поверила и обещала не выдавать их.

С тех пор молодые люди постоянно были настороже, ведь в любую минуту мог попасться навстречу кто-то знакомый, а потом без всякой задней мысли поведать об этой встрече Зое. Хотя бы та же консьержка… Но, на их счастье, все как-то обходилось. Возможно, во многом играло свою роль время, в которое происходила эта история, – начало девяностых. В стране была неразбериха, местами уже граничащая с хаосом. Тем же консьержкам скоро перестали платить, и они часто сменялись. Соседи же были заняты своими делами, ежедневными проблемами, как прожить, где взять денег и достать самое необходимое. Всем было не до чужих забот. Так что скоро ребята перестали тревожиться и начали получать только удовольствие от совместных прогулок.