Книга Жизнь и приключения Светы Хохряковой - Татьяна Догилева

– А они сейчас здесь?

– А кто их разберет, здесь они или нет, когда молчат. Да ты их не бойся, они тебе зла не сделают. Они хорошие. Чего ты застыла, как истукан? Небось есть хочешь?

– Хочу.

– Ну и давай, вари кашу. Поедим вместе.

И я начала работу – подбросила в костерок дровишек, поставила котелок с водой, нашла рис и принялась варить кашу. Когда вода уже закипала, на дороге появилась женщина, которая явно направлялась к Мейре, старуха махнула ей рукой:

– Иди с богом, Кика, за мной сегодня девчоночка поухаживает! – Женщина послушно закивала и пошла обратно.

– Я смотрю, вас тут слушаются.

– Слушаются. Побаиваются и слушаются.

– А почему побаиваются?

– А то сама не понимаешь. Я старуха не простая. За меня есть кому заступиться. Вон когда на меня военные наседать стали, ну после Большого Огня, Фаро тебе небось рассказал, пристали люди в форме, как блохи, чтоб, значит, я у них прогнозы какие-то делала, колдовала для них. Я и по-хорошему просила и ругалась, и грозила – ничего не слушали. А потом кто с поносом слег, кто с лихорадкой. Сразу поотстали, за версту обходить начали. Вона как! Я у них за главную колдунью в стране теперь. А какая я колдунья! Сестры с подружками потешаются, тобой, говорят, Мейра, скоро маленьких детей пугать будут. А я им говорю: «Смейтесь, балаболки, смейтесь. Деревенские меня не боятся, а чужаков здесь нет». Военные поглядывают, чтоб не совались. Я у них все равно как секретный объект, боятся, чтоб кому чего про войну опять не наговорила.

Каша поспела, и я разложила в две миски и поставила на землю остыть.

– Можно я про войну спрошу?

– Спрашивай.

– А почему ты не захотела помогать военным?

– Фу-ты ну-ты. Да не могу я. Те мертвецы, которые про войну знают, ко мне больше не приходят. Тогда их видимо-невидимо было, а сейчас ни одного. А сама-то я что ценного про нее сказать могу? Ничегошеньки. Я им так и объясняла, тут тайны никакой нет, да они не верили, пока не пропоносились. – И Мейра довольно хихикнула. – Ну что, подстыла каша-то? Давай.

Мы начали нашу скромную трапезу. Сегодня явно был мой день. Бабка кашей осталась довольна, хотя заявила, что делаю я ее «не по-нашему». После каши Мейра долго выбирала леденец по цвету, наконец достала зеленый и начала сосать его.

– Бабушка Мейра, а что, мертвецы все хорошие, разве плохих не бывает?

– Бывают. Только они ко мне не ходят. Они, наверное, к своим наведываются. А ко мне им зачем? Я свою жизнь просто прожила, никому зла не делала. Им со мной скучно. А и кто захочет, так моя родня меня в обиду не даст. А родни у меня много, очень много. – И она довольно зачмокала.

– И что, все поумирали?

– Все до одного.

– Как это грустно.

– Да чего грустить-то? Душа-то моя давно с ними, это тело все здесь обретается, уж и не знаю по какой причине. Долго живу, очень долго, уже устала, да видать так мне положено. Ничего, потерплю, сестренки с подружками скучать не дают, да вот и ты сегодня распотешила. – Вдруг она захихикала: – Здорово ты сегодня с куклой-то играла.

– Это вам сестры рассказали?

– А то кто же? Им по базарам пошастать всегда любимым развлечением было. Говорят, смеялись очень. Я тебя сегодня поджидала. Хотела попросить куклу показать. Покажешь как-нибудь, девочка?

– Обязательно покажу, только почему вы меня все время девочкой называете?

– А как же мне тебя звать? Пепой, что ли? Ты же не Пепа.

И я заткнулась. Чтобы сменить тему, я перевела стрелки на своего хозяина.

– Фаробундо взбесился. Кричит на меня, ругается, домой идти боюсь, – я начала мыть миски, рядом, в ведре с водой.

– А чего ты хочешь? Фаро большой командир был. А теперь все не по его. Вот и злится. Не бойся, иди домой, скажи, Мейра передала: не долго ты у него заживешься, еще скучать по тебе будет. А ты, девочка, играй с куклами, играй. У тебя это хорошо получается. Все. Иди. Я устала. За три года не говорила столько, забавно, но утомилась. Иди.

И Мейра мгновенно уснула, прямо так, сидя. Я прибралась еще немного и поплелась к дому Фаробундо. Я шла и пыталась хоть как-то разложить по полочкам впечатления и информацию, полученную от Мейры. Ничего не раскладывалось, были одни эмоции. Жутковато и захватывающе интересно. Потом стало просто жутковато, потому что на дороге я встретила Фаробундо. Он сразу начал орать:

– Я тебя что, по всей деревне искать должен? Навязалась на мою голову! То помирает, то исчезает, ни слова не сказав. Выпороть бы тебя хорошенько!

Я втянула голову в плечи, потому что мой визави готов был выполнить свое намерение, похоже, прямо на дороге. С видом побитой собаки я трусцой понеслась домой. На самом деле меня душил смех, много таких сцен я наблюдала на улицах родного Ежовска.

Дома все продолжалось в том же духе.

– Ничего эти молодые не ценят, никакой благодарности. Готовил для нее, фифы, специально, наша еда ей, видите ли, не годится, остро ей, видите ли. Как самая распоследняя гринго. Небось и есть гринго.

И он швырнул миску с куском отварного мяса на стол:

– На! Ешь, вражина!

И «вражина» стала покорно есть, хоть есть ей совсем не хотелось. Старик не ожидал такого монашеского смирения, он ожидал скандала, но придраться было не к чему, поэтому он просто так, безрадостно выругался в потолок кухни и сник. Вздохнул, сел на стул и стал смотреть в окно. Тут, по идее, должно было бы начаться мое соло, но мне было лень. Я сосредоточилась на мясе. Фаро, видимо, не нуждался сегодня в тишине и спросил недовольно:

– Вкусно хоть?

– Очень, – ответила я подобострастно. Он побурчал что-то себе под нос, а потом снова заговорил:

– Сама во всем виновата. Кто тебя просил так быстро все распродавать? Я сначала, дурак, обрадовался, вон, думаю, как бойко торговля идет. Потом только сообразил, дома уже, что торопиться не надо было. Весь день свободный, пустой. Чем его занять? Когда это я спал столько днем? Встал – все мозги как сварились, прямо убить тебя захотелось. Влезла в мою жизнь и хозяйничает в ней.

Он еще что-то бубнил, а я смотрела на него и полностью осознала всю свою вину. Быстро я превратила бывшего полевого командира в старого пердуна. Мне совсем не хотелось видеть его таким, моего славного, молчаливого пожилого сеньора, которого Кончита считала героем, да он наверняка им и был.

– Не расстраивайтесь, Фаро. Мейра сказала, что я недолго у вас задержусь и все будет по-вашему.

– Ты все это время была у Мейры?

– Да.

– И что ты у нее делала?

– Ничего особенного, каши поели, поболтали.

– Поболтали? Не очень-то она болтлива, как это ты ее разговорила?