Книга Вождь из сумерек - Николай Ярославцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конязь промолчал. Сидел, низко опустив голову, глядел в открытое лицо Стаса, на котором сейчас не было и тени былой угрозы. Хорошее, только усталое и немного бледное лицо. С таким лицом не врут, не обманывают.
И все-таки поджал губы.
– Чтобы потом и моя дружина перешла под твою руку?
Стас спорить не стал. Зачем? Слова на ветер? Не конязь говорит, обида в нем.
– И погостить приеду. Но только если землю дробить не будешь.
– Снова здорово! – улыбнулся Стас. – Зуб даю, как сказал бы наш друг Толян. Отвечаю… Нам, конязь, друг без друга не прожить, не выжить. А сейчас прости, дел еще накопилось. А времени нет. Сам волхву три дня определил.
– С Сумерками не врешь? Так ли уж все страшно?
– Как-нибудь расскажу во благовременье.
– Если так, грамоту подпишу…
– Уходим завтра. Веселин, дружок, снимай пост. Свободен, конязь. Но…
– Можешь не говорить. Терем твои люди стерегут.
Слав тихо рассмеялся.
– Только из уважения конязь. Чисто символически. Оберегают, можно сказать, как монаршею особу. Под локотки поддерживают. Чтобы не обидели.
Наутро последний обоз вытянулся перед воротами.
Стас вышел на крыльцо, перемахнув через резные перила, молодецки прыгнул в седло и чуть не охнул от боли. Серый вздрогнул, скосил на него свой черный глаз и оскалил крупные желтые зубы.
Его «волчата» выстроились перед крыльцом в две ровные шеренги и счастливо улыбались. Все до одного они были одеты в короткие безрукавки-волчовки. От удивления Стас поднял брови и, напуская на себя строгость, грозно спросил:
– И как, судари мои, я теперь должен выкручиваться перед стаей? Или вы забыли мое клятвенное обещание? Толян, твоих рук дело?
– Тебе тоже есть, командир, – оставив без ответа этот, непростой и даже щекотливый вопрос, порадовал его Толян. – Зато сразу видно, что не отстой едет, а реальные пацаны.
– Ну, спасибо. Сейчас заплачу от восторга.
– Плачь себе на здоровье, – ухмыльнулся Толян. – От умиления и дикой, и даже нечеловеческой радости. Ребята забрали все, что было у скорняков…
Осталось только смириться с новой формой одежды и махнуть рукой.
– Домой ребятки! Домой…
Толян подмигнул Войтику. Тот выкатил шалые глаза, засвистал по-разбойничьи и залихватская, почти забытая песня грянула над просыпающимся городом.
…Любо, братцы, любо!
Любо, братцы, жить!
У Толяна оказался красивый мужественный баритон. Кто бы мог угадать в нем такие таланты?
Там дома родители остались, а он с головой окунулся в здешнее средневековье и, похоже, счастлив, как младенец.
Распахнулись ставни, открылись окна, высыпал в улицу народ, чтобы поглазеть на невиданное чудо.
Парни в седлах горделиво выпрямились. Волчовки на груди распахнуты. Над плечами рукояти мечей торчат.
…Только жалко волюшки
Во широком полюшке!
Старенькую мамку
Да буланого коня!
Эх, любо, братцы, любо!
Любо, братцы, жить!
Славно отдирают, стервецы! И когда только успели? Толяновых рук дело, не иначе. Не наигрался в детстве вдоволь у пионерских костров…
И чем они помешали? Эти пионерские отряды. И кому? Как-никак, при деле были ребятишки. А сейчас даже пионерские лагеря под корпоративные попойки подстроили.
С нашим атаманом
Не приходится тужить!
Войтик, разбойничья душа! Хоть сейчас с него знаменитого Кудеяра пиши. Нагрешить, накуролесить во всю ширь необъятной души – и в монастырь, на старости лет грехи замаливать.
Вон, даже конязь на гульбище появился, из-под руки вслед глядит.
Скрипят возы. Режут непаханую землю коваными ободами.
Скотину стадами стороной гонят.
Над обозом ровный гомон. Кто о чем говорит.
Давно затихла бодрая песня.
Стас придержал коня, оглянулся назад. Встретился с чьими-то тревожными глазами. Раскаяние в который раз шевельнулось в душе.
Повернулся к волхву.
– Вывести-то мы, друг мой, вывели народ. А дальше – что? Где мы разместим такую ораву? От дождя – и то всех не укроем. А холода начнутся?
– Это уж не твоя печаль, Слав. Они на своей земле жить будут. Родом, а не по шерстинке. До холодов под крыши уйдут. Да и сколько тех холодов? – легко, как показалось Стасу, ответил волхв. – А и круто же ты конязя взнуздал! Теперь долго на тебя озираться будет.
Стас пожал плечами и не ответил.
Рядом горячит своего саврасого жеребчика Веселин.
До сих пор не верится парню, что своей рукой держал нож у коняжеского горла. И ведь зарезал бы! Как пить дать зарезал, только мигни вождь. Зарезал бы, как курицу, и рука не дрогнула.
– А скажи мне, Слав, ты и в самом деле мог весь город вырезать и в огне спалить, если бы не застал в живых меня и воев?
Пивень спросил тихо. Так, чтобы Веселин не слышал.
Но разве скроешь что от глазастого парня?
Навострил уши, коня коленями поближе подвигает.
Стасу на пустой вопрос отвечать не хотелось.
– Не знаю, Пивень, – равнодушно, как показалось волхву, ответил он. – По молодости даже и думать не стал бы. А сейчас – не знаю. Веселин, мальчик послушный… А город? Вряд ли…
Пивень, похоже, был вполне удовлетворен ответом.
– Но страшновато было. Даже мне.
– Да нет, как обычно.
– А необычно?
Стас промолчал.
Но Пивень не унимался.
– Скажи, Слав, не жаль было выпускать из рук то, что само в них упало?
– Почему? Зачем мне эта головная боль? Сам посуди. Найдется еще какой-нибудь ловкач, которому Соколянь понадобится. Вражда, кровь… Мне что, заняться больше нечем?
– А если найдется, как ты говоришь, такой ловкач?
– Поможем конязю усидеть. Правда, Веселин? – Стас улыбнулся и хитро подмигнул парню. – Мы же все до одного герои?
Веселин зарделся, как красна девка и, не найдя что ответить, отстал.
– Нет, Пивень, надо обживать свой угол. Чужой земли не надо нам не пяди, но и своей вершка не отдадим. Так у нас когда-то в песнях пелось.
– Так то – там, – недоверчиво отозвался Пивень.
– Заговорил ты меня совсем, сударь волхв, аж голова разболелась. – И пустил своего серого в яблоках жеребца хлестким галопом. – Веселин, догоняй!
Но уже через несколько сотен саженей ему пришлось останавливать своего коня.