Книга Дама и единорог - Трейси Шевалье

Жорж-младший частенько подтрунивал надо мной и держался куда менее дружелюбно, чем прежде, хотя мы с ним теперь были братьями. Тома и Люк не упускали случая меня подразнить. Но что с них возьмешь? Главное, они не трогали Алиенору. Никто не докучал ей расспросами.

Только Кристина поддерживала меня и была ко мне очень добра. Она признала меня родственником, и другим приходилось — хочешь не хочешь — с этим считаться. Такое впечатление, что ни одна душа так и не догадалась, что произошло на самом деле, а ведь ключ к разгадке лежал у всех на виду. Ткачи все такие. Быть может, они просто не умеют смотреть на свою работу глазами обычных людей. Они решили, что единорог — это я, а про Никола никто и не вспомнил. Тем проще.

Но если честно, обстоятельства тогда мало располагали к размышлениям. Наступили короткие темные дни. Порой мне казалось, что только отзвонили утренние колокола на ля Шапель и, глядишь, уже звонят вечерние — ну как тут поспеешь? Вдобавок, как назло, ударили морозы. Зимой в ткацких мастерских особенно холодно, потому что окна и двери в них всегда нараспашку, чтобы было больше света, а очагов нет. Искры могут погубить всю работу. Многие мастерские закрываются на время стужи, но Жорж не мог себе этого позволить. Рождественский пост еще даже не начался, а морозы установились, как на Крещение.

Мадлен наполняла бадьи горячим углем и ставила их ткачам под ноги, но проку от этого было чуть. Ткачи не могли даже как следует закутаться: одежда сковывала движения. Они натягивали перчатки без пальцев, связанные Кристиной из остатков шерсти, но руки их все равно немели от холода.

Жорж сильно сдал. Сказались месяцы постоянных тревог. Под глазами у него набухли мешки, белки были покрыты красными прожилками. Он в одночасье поседел, сгорбился и почти все время угрюмо молчал. Кристина запрещала работать по воскресеньям, но он чувствовал себя до того измотанным, что засыпал посреди мессы. Его не будили, даже когда полагалось подняться или встать на колени. Священник ничего не говорил. Он знал о сложном положении в мастерской.

Я приходил к Жоржу почти каждый день, стараясь чем-нибудь помочь. Никакой рисовальной работы надо мной не висело, и вообще зимой для lissiers наступает мертвый сезон, когда к нам не добраться ни из Парижа, ни из других краев. Но главное, мне хотелось находиться рядом с женой. Алиенора хлопотала по хозяйству или зашивала зазоры, если у станка отыскивалось свободное местечко. Но большую часть дня мы с ней вели себя как коты, которые рыщут по кустам, не зная, чем себя занять. Тяжело было смотреть, как ткачи выбиваются из сил, и сидеть при этом сложа руки. Я завидовал упорству Кристины, хотя, честно говоря, был потрясен, когда в первый раз увидел, что она ткет ковры, которым предстоит пройти через гильдию. Естественно, я никому ничего не скажу. Теперь я член семьи, а семейные секреты не выдают.

Миновали Святки. В сочельник мы немного посидели за скромно убранным столом — не было денег на мясо, пироги и вино. Жозеф с Тома отдыхали в День святого Стефана. В День святых великомучеников Кристина ходила на мессу, и по ее настоянию мы вместе посещали Саблон в День Богоявления, но потом не праздновали, а опять работали. Даже Жозеф с Тома не отправились на гулянку — «Осязание» было почти готово, и им хотелось поскорее разделаться с работой.

Они обогнали остальных — хоть ткачество и не игра, где важно выйти победителем, — из-за промашки со «Зрением». Однажды Жорж бросил взгляд на ковер и поморщился. Ему не понравилось, как Кристина выткала листья на дубе.

— Тут ошибка. Гляди, как идет ветка: здесь она заканчивается, а здесь опять продолжается, значит, тут должны быть не листья, а кусочек ствола.

Кристина всматривалась в узор. Все притихли. Жорж-младший тоже подошел поглядеть.

— А так не сойдет? Совсем не заметно.

Жорж смерил его неодобрительным взглядом, а потом сказал:

— Освободи место, Кристина.

Кристина отошла в уголок, где трудилась Алиенора, и разрыдалась, глядя, как Жорж распускает ее работу. Впервые я видел, как она плачет.

— День добрый!

Мы разом повернулись. В окно просунулась чья-то голова. Это был Рожье Ле Брюн, ткач. Он совершал обход по поручению гильдии. Случалось, Жорж тоже заявлялся в чужую мастерскую в самый неожиданный момент — таким образом гильдия призывала ткачей строго соблюдать правила и не жульничать, и благодаря этим мерам качество брюссельских ковров поддерживалось на высоком уровне.

Кто его знает, сколько времени Рожье Ле Брюн проторчал под окном? Если он видел Кристину за станком, то нас ожидают большие неприятности. И уж точно ему интересно понять, что вызвало ее слезы. Но пока мы предавались этим думам, Кристина отерла глаза рукавом и вместе с мужем поспешила навстречу lissier.

— Я вас не отпущу без пива. Есть еще пироги с пряностями, остались от Богоявления. Мадлен! — позвала она, устремляясь на кухню.

Рожье Ле Брюн слабо сопротивлялся. Должно быть, знал, как тяжело сейчас мастерской. Пироги были подарком сердобольных соседей.

— Мадлен нет дома, — шепнул я Алиеноре.

Она сунула мне моток пряжи и под взглядом Рожье Ле Брюна медленно пересекла комнату, неся впереди здоровенный живот. Когда она исчезла за дверью, Рожье воззрился на меня с недоумением, точно удивлялся, как скромный парень вроде меня отчебучил такую штуку. Мое лицо запылало от стыда.

— Распускаем, значит? Подмастерье напортачил? Ну, это обычная история, — хмыкнул Рожье.

Он легонько постучал Люка по голове. К счастью, Люк безропотно проглотил упрек. Он замечательный парень и прекрасно понимает, когда следует промолчать. Рожье Ле Брюн сощурил глаза и повернулся к Жоржу:

— Весьма соболезную. Переделывать работу — скверное занятие. Но для таких ковров, как эти, существен каждый стежок. А держать ткачей-неумех вообще не дело. Гильдия не пропустит халтуру.

В комнате повисла тишина.

— Люк редко ошибается, — пробормотал Жорж.

— Никто и не спорит. Более того, не сомневаюсь, что он у тебя отлично обучен. Но ведь его нерадивость приводит к задержке, тогда как вам наверняка дорога каждая минута. Когда вы должны закончить?

— К Сретению.

— К Сретению? И как же вы намерены поспеть?

Но прежде чем Жорж успел ответить, появилась Кристина с кружками пива.

— Не беспокойся за нас, Рожье, — вмешалась она. — Управимся как-нибудь. Второй ковер почти готов, ткачи освободятся, и все как подналягут.

— Если только за отдельную плату, — хихикнул Тома.

Рожье Ле Брюн слушал только краем уха. В уме он оценивал, сколько работы еще не сделано, и пытался сопоставить это количество с количеством ткачей. Интересно, додумался ли он сосчитать Кристину? Он занимался подсчетами, а мы наблюдали. Ткачи ерзали на скамейке, которая поскрипывала при каждом движении. Я мялся с ноги на ногу. Несмотря на холод, лоб Жоржа покрылся испариной.

Кристина сложила на груди руки.