Книга Аня из Авонлеи - Люси Мод Монтгомери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После недолгого молчания мисс Лаванда неожиданно заговорила снова:
— Когда во время нашей первой встречи я услышала от тебя о сыне Стивена, это оказалось для меня настоящим потрясением. С тех пор я никак не могла решиться снова заговорить с тобой о нем, но мне очень хочется узнать, что это за мальчик.
— Это самый чудесный, милый ребенок, какого я знаю… и он тоже любит играть и фантазировать, совсем как мы с вами.
— Мне хотелось бы увидеть его, — сказала мисс Лаванда чуть слышно, будто обращаясь к себе самой. — Интересно, похож ли он на моего маленького мальчика, которого я создала себе в мечтах…
— Если вы хотите увидеть Пола, я могу привести его к вам в гости, — предложила Аня.
— Непременно… но не сейчас. Я должна привыкнуть к этой мысли. Эта встреча может принести мне больше боли, чем радости, если он слишком похож на Стивена… или слишком не похож. Может быть, ты приведешь его, скажем, через месяц?
И месяц спустя Аня и Пол вдвоем шагали через лес к Приюту Эха… На повороте тропинки они неожиданно столкнулись с мисс Лавандой, которая, увидев их, сильно побледнела.
— Значит, это сын Стивена! — сказала она тихо, взяв Пола за руку и вглядываясь в него — такого веселого, красивого, стройного, в ловко сидящем меховом пальтишке и шапочке. — Он… он очень похож на отца.
— Да, я весь в отца, так все говорят, — с улыбкой ответил Пол, чувствуя себя совершенно непринужденно.
Аня, внимательно наблюдавшая за этой короткой сценой, вздохнула с облегчением. Она почувствовала, что мисс Лаванда и Пол "потянулись" друг к другу и что в их отношениях не будет никакой скованности или неловкости.
Склонность к мечтам, фантазиям и играм не мешала мисс Лаванде быть умной и уравновешенной женщиной, и после первых минут невольного смущения она умело скрыла свои чувства и вела себя с Полом так же естественно и свободно, как если бы это был любой другой ребенок, пришедший к ней в гости. Втроем они замечательно провели время, а ужин оказался поистине роскошным, с таким обилием сладких и жирных блюд, что старая миссис Ирвинг воздела бы в ужасе руки при мысли о погубленном навеки пищеварении внука.
— Приходи еще, дружок, — улыбнулась мисс Лаванда, на прощание пожимая Полу руку.
— Вы можете поцеловать меня, если хотите.
Мисс Лаванда наклонилась и поцеловала его.
— Как ты догадался, что мне этого хочется? — шепнула она.
— Вы смотрели на меня совсем как моя мама, когда она хотела меня приласкать. Вообще-то, я не люблю, чтобы меня целовали. Мальчики этого не любят, вы ведь знаете, мисс Льюис. Но мне было приятно, когда вы меня поцеловали. Я обязательно приду к вам еще и хотел бы стать вашим близким другом, если вы не возражаете.
— Я… я не возражаю, — ответила мисс Лаванда. Она быстро отвернулась и вошла в дом, но мгновение спустя уже махала им на прощание из окна, весело улыбаясь.
— Мне нравится мисс Лаванда, — объявил Пол, снова шагая с Аней через буковый лес. — Мне нравится, как она на меня смотрит, и ее каменный домик, и Шарлотта Четвертая. Вот бы у бабушки вместо Мэри Джо была Шарлотта Четвертая! Уж она-то не подумала бы, что у меня не все дома, если бы я рассказал ей о моих мыслях. А какой чудесный был ужин, правда? Бабушка говорит, что мальчики должны есть все подряд и не думать, вкусно это или невкусно, но иногда от этого трудно удержаться… Вы ведь понимаете. Я думаю, мисс Лаванда не стала бы заставлять мальчика есть на завтрак овсянку, если она ему не нравится, а давала бы ему то, что он любит. Хотя, возможно, — Пол был в высшей степени объективен, — это оказалось бы не очень полезным для него. Но иногда, для разнообразия, это очень приятно… Вы ведь понимаете.
В один из майских дней жители Авонлеи были несколько взволнованы сообщениями, появившимися в шарлоттаунской газете "Дейли энтерпрайз" под заголовком "Новости Авонлеи" и за скромной подписью: «Обозреватель». Молва приписывала авторство сих заметок Чарли Слоану, отчасти потому, что упомянутый Чарли и прежде позволял себе подобные литературные взлеты, а отчасти потому, что одна из «новостей», как казалось, заключала в себе насмешку над Гилбертом Блайтом. Авонлейская молодежь упорно продолжала рассматривать Гилберта и Чарли в качестве соперников, добивающихся благосклонности некоей девицы с серыми глазами и богатым воображением.
Слух, как это обычно бывает, не соответствовал действительности. Заметки были написаны самим Гилбертом, при поддержке и содействии Ани, а дабы отвести возможные подозрения, в одной из них он высмеял себя самого. Только две из этих заметок имеют отношение к нашему повествованию.
"Поговаривают, что еще прежде, чем зацветут маргаритки, в нашем селении состоится пышная свадебная церемония. Недавно поселившийся у нас и пользующийся всеобщим уважением гражданин поведет к алтарю одну из наших наиболее известных и очаровательных дам".
"Мистер Эйбрахам Эндрюс, наш широко известный предсказатель погоды, предупреждает об ужасной буре с громом и молнией, которая разразится 23 мая, ровно в 7 часов вечера, и захватит большую часть территории нашей провинции. Путешествующим рекомендуется в этот день взять с собой зонтики и непромокаемые плащи".
— Дядюшка Эйб действительно предсказал, что этой весной будет буря, — заметил Гилберт, — но как ты думаешь, это правда, что мистер Харрисон ухаживает за Изабеллой Эндрюс?
— О нет, — сказала Аня со смехом. — Я уверена, что он ходит к ним, чтобы поиграть в шашки с мистером Хармоном Эндрюсом. Но миссис Линд уверяет, что Изабелла явно собирается замуж, потому что всю эту весну она в таком хорошем настроении.
Бедный старый дядюшка Эйб был полон негодования: он подозревал, что дерзкий «Обозреватель» желал высмеять его. Но несмотря на то что «пророк» упорно отрицал, будто назначил какую-либо точную дату для своей бури, никто ему не верил.
Жизнь в Авонлее текла спокойно и размеренно. Был проведен день древонасаждения, и каждый «улучшатель» посадил лично или содействовал посадке не менее пяти декоративных деревьев, а так как Общество Друзей Авонлеи насчитывало к этому времени уже сорок членов, то это означало, что в Авонлее прибавилось две сотни молодых деревьев. На красноватых полях зеленели ранние овсы, яблоневые сады простирали свои огромные, усыпанные цветами руки к фермерским домикам, и Снежная Королева нарядилась, словно невеста в ожидании жениха. Ане нравилось спать с открытым окном, чтобы ветерок, напоенный ароматом цветущей вишни, всю ночь овевал ее лицо. Она считала, что это очень поэтично. Марилла считала, что Аня рискует жизнью.
— День Благодарения следовало бы праздновать весной, — сказала однажды вечером Аня Марилле, когда они сидели на ступенях парадного крыльца, прислушиваясь к серебристо-сладкому хору лягушек. — Это было бы гораздо приятнее, чем отмечать его в ноябре, когда все в природе уснуло или мертво. Осенью приходится напоминать себе, что нужно быть благодарным, но в мае человек просто не может не быть благодарным… хотя бы за то, что просто живет. Я чувствую себя точно так, как, должно быть, чувствовала себя Ева в райском саду… прежде чем начались неприятности… Какого цвета трава в долине — зеленая или золотая?.. Мне кажется, Марилла, что такой день, когда расцвели цветы и ветры, обезумев от восторга, не знают, куда им дуть дальше, — такой день почти ничуть не хуже, чем в раю.