Книга Чужестранец - Алексей Семенов

Но поспать по-настоящему не удалось Мирко и этой ночью. Едва они, перемахнув низкую слегу, чьими-то огородами, по густым лопухам и крапиве — в темноте ни зги было не видно — начали восхождение на Сааримяки, сзади окликнули:

— Ахти, постой, нас подожди!

Это была Тиина. Зашуршали шаги, и из мрака появились две фигуры в темном. Тиина откинула капюшон, и белые волосы рассыпались поверх темно-синего плаща. Такой же плащ был и на плечах у Хилки. На миг складки распахнуло потянувшим с холма ветром, и мелькнула белая рубашка девушки. Мирко опять с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть: в темноте ее сходство с Риитой стало еще отчетливее.

— Хилка у нас ночевать останется! — сообщила возбужденно Тиина. Сестра Ахти разрумянилась, глаза блестели: ведь она знала тайну, про которую сами большаки да колдун только догадываться могли, а ночевка подруги, видать, считалась ею не меньшим поступком, чем сокрытие бежавшего раба.

— Ты у отца спросилась? — сурово поинтересовался Ахти, не упуская случая дать понять, кто здесь старший.

— А как же, — обиделась Тиина. — Отец дозволенье дал, и мама тоже.

— А родители ее знают? — задал тоже резонный вопрос Мирко. — Там хоть и неладно, а упредить-то все же надо бы.

— Бабушка Горислава своего человека послала, — прошелестела Хилка. После мучительного сидения на сходе голос у нее совсем упал.

— Пошли, что ли. Не стоять же, — спохватился Ахти. — Я вперед пойду, а вы за мной. — И канул куда-то в темноту.

Девушки поспешили за ним, и Мирко следом. Юкка уже был дома и с факелом вышел встретить вернувшуюся молодежь.

— Умывайтесь да идите скорее за стол, — сказал он негромко. — Мать уж собрала все. Горячего поедите, — он хохотнул, — после трудов-то праведных. — И ушел в дом.

«То ли и точно ему это все как забава, то ли скрывается так», — подумал Мирко. Ему несколько странным показалось такое спокойствие хозяина: два рода чуть не перессорились, а он посмеивается. Или силу за собой знает? Или свою силу?

У колодца они долго не задержались. В иной день уж непременно стали бы водой плескаться-баловаться. Но тут все так притомились, что не до игр было.

Ужин прошел в молчании. Мирко клевал носом, хозяин степенно ел, иногда хитро поглядывая на прочих, Тиина ерзала на лавке, маясь от всеобщей тишины, Крета хлопотала, присматривая, чтобы гости ели как следует, и перемигиваясь незаметно с мужем. Хилка ела плохо, рассеянно витая где-то, Ахти, как полагалось, сосредоточенно жевал. Наконец он не выдержал:

— Что молчишь, отец? Али тебе все равно, как на сходе было? Так я и не скажу ничего.

— Ишь, сердится, — обратился довольный почему-то Юкка к жене. — А ты и раньше не больно много сказывал, — заметил он сыну. — На сходе вас только мертвый не услышал. На все село галдеж подняли. — Он расхохотался.

— И то, — поддержала его Крета. — А Кулан хорош — и тут вывернулся! Зато старики как расходились — ровно молодь. Да и бабка Горислава всем нос утерла. — И Крета тоже не выдержала, прыснула по-девчоночьи звонким смехом.

Тут наконец и до Мирко начало доходить, как же нелепо и действительно потешно, должно быть, было слушать их, стоя на дворе. Не всем, конечно, а тем, кто с первых слов, сказанных Куланом, сообразил: у Саволяйненов в роду, конечно, свои дела и беды, но вот сходу предстоит битые часы таскать решетом воду, стараясь соблюсти при этом древнюю правду и высокое достоинство. И чем окончилось? Почтенные большаки перелаялись из-за Антеровой бусины, которая всем уж сколько лет глаза намозолила! А в конце, постановив считать явную, хотя вроде и складную — не подлезешь, — басню за истину, собрали посмертные на живого человека! Кому другому, заезжему, рассказать — еще не так смеялся бы.

Мирко улыбнулся, но улыбка вышла виноватая, горькая:

— Ты, Юкка Антич, смеешься вот. Только ведь я как лучше хотел, а времени раздумывать не было. Вот мы с Ахти и условились на Антеро наговорить. Смешно оно, правда. А мне все ж на душе неспокойно: плохо это — наговаривать.

Услышав слова Мирко о наговоре, Хилка встрепенулась и стала слушать внимательно.

— Разумен ты, Мирко Вилкович, — серьезно ответил хозяин. — Оплошку не вы с Ахти сделали — Саволяйнены. Что там сталось, — он поглядел внимательно и, Мирко показалось, сочувственно на Хилку, — не знаю и гадать не буду. А из-за них все началось. С наговором же и впрямь худо вышло. Правильно ты, Хилка, уши навострила. Но средство есть помочь. Коню белому кто раны заговаривал? — вдруг спросил Юкка.

— Я, — удивился Мирко. — Ты как узнал, Юкка Антич?

— Отец наш сам такое умеет, — не утерпела Тиина. — И все про это примечает.

— Не смей за отца отвечать, — строго указала ей тут же Крета. — Не про игрушки говоришь. Не касайся того, что от тебя богами сокрыто. — Тиина осеклась, пристыженная.

— Так вот, — не обращая внимания на слова дочери, продолжил Юкка. — Горю этому помочь можно. Коли ты раны заговаривать можешь, глядишь, и другое сумеешь. — С этими словами Юкка положил на стол правую ладонь и приметно пошевелил длинными гуслярскими пальцами. — Понял, о чем я? — спросил он.

— Смекаю, — утвердительно ответил Мирко. — Да вот… — он оглянулся на сидевших тут же Крету, Тиину, Ахти, Хилку.

— Потом, конечно, не сейчас. В таком деле торопиться нельзя, — одобрил Юкка. И Мирко сообразил: гусляр проверял, знает ли он, как положено относиться к песенным заклинаньям. — Своих-то не страшно, пусть знают. Завтра поутру — ты уж не серчай, вижу, что ночи две не спавши, — я тебя разбужу.

— Знаю, — отвечал Мирко, — на ночь такое не делают. Утро — время доброе.

— Ну, раз так, — заключил Юкка, — давайте-ка спать ложиться. Назавтра работы опять, хотя и поменее, чем сегодня было. Работникам я сказал, чтобы прямо на поле шли да без меня починали. Вы, коли хотите, беседуйте еще, а мне пора.

Женщины стали убирать со стола. Говоря «беседуйте», Юкка имел в виду, разумеется, двор, потому как спал он тут же, в избе.

— Да нет, что уж тут беседовать, отец, — поднялся с лавки Ахти. — Мирко и вправду давно как следует не спал: то с Антеро всю ночь проговорил, то со мной, то зверь на коня напал, то… — Тут он осекся, едва не проболтавшись о всадниках, но спохватился. — Ладно, я тоже спать пойду.

Тем временем все было убрано — в шесть рук Крета, Тиина и Хилка справились быстрехонько.

Поскольку все пятеро односельчан по вере были хиитола, то вечернюю молитву образам богов, стоявших в красном углу, сотворить надо было непременно, особенно после такого трудного дня. Неведомо, одинаково ли истово веровали они, но молились все. Да и каждому ведь надо было поведать кому-то свое сокровенное, и кому, как не более сильным, мудрым и справедливым, которые многое могут простить? Мирко вежливо пожелал всем доброй ночи и отправился на сеновал.

Он, конечно, не забыл проведать коней. Белый и вороной, как и рано утром — давно это было! — особенно обрадовались мякше, а ведь именно на них сидели те, кто почти приблизились к своей цели: достать Мирко. Или кони понимали вину своих прежних хозяев и теперь хоть лаской старались вернуть ему долг?