Книга Кольцо нибелунгов - Торстен Деви

Подойдя к окну, Зигфрид залюбовался замком. Он воспринимал Бургундию как свой дом и редко вспоминал о маленькой кузнице в лесу, в которой вырос. Чем больше укреплялось его положение при дворе, тем более естественным ему это казалось. Его душа вновь обрела спокойную уверенность в том, что он обязательно получит все, что ему причитается.

Зигфрид наблюдал за подготовкой к военному походу. Гонцы въезжали и выезжали из замка, в конюшнях не успевали менять лошадей. Ремесленники из Вормса — портные и сапожники — сновали туда-сюда, принимая заказы на одежду и ботинки. В самом воздухе чувствовалось напряженное ожидание. Это было время, наполненное жаждой действий и перемен.

Мужчины и женщины двора бегали, словно муравьи, тащившие свою добычу. Их разговоры были короткими, резкими и касались только будущего похода.

Эльза стояла на крепостной стене, наблюдая за происходящим с отвращением и ужасом. Вскоре зазвенят мечи, раздастся стук копыт, а трубы будут играть марши. Война. Она ненавидела это слово, казавшееся ей холодным и шершавым. Оно царапало язык, и от него першило в горле.

Кто-то подошел к ней сзади и осторожно опустил подбородок на левое плечо девушки. Чужая ладонь нежно коснулась ее бедра. Она не решалась обернуться, но боковым зрением увидела Гернота, прижавшегося к ней щекой. Он тоже смотрел во двор.

— Тебя, вероятно, все это пугает, как и меня?

Девушка кивнула, пытаясь успокоить бешеное биение своего сердца.

— Я смотрю на их лица и вижу кровь, которая вскоре будет стекать в их мертвые глаза.

Он положил вторую руку на ее бедро и развернул девушку к себе.

— И у меня?

Эльза лихорадочно подыскивала слова, стараясь не смотреть в ясные глаза принца.

— Вы… вы собираетесь участвовать в военном походе против Дании?

Гернот кивнул.

— По закону в поход идут король и наследник трона. Кримгильда старше меня, но она женщина и не должна поднимать меч.

Дочь Хагена побледнела, ее нежное лицо осунулось, и Гернот осторожно подхватил ее под руку.

— Что с тобой?

Она покачала головой и оперлась правой рукой о стену.

— Вы… пойдете на войну?

Принц улыбнулся, пытаясь подбодрить ее.

— Брат обещает мне, что мы не станем обнажать оружие. И я надеюсь на это, ведь, скорее всего, если мне дадут меч, я сам же об него и поранюсь.

Эльза чувствовала себя глупо из-за того, что поддалась панике.

— Простите меня, мой принц. Мысли о войне пугают меня. От смущения она уставилась в пол, и Гернот осторожно взял ее за подбородок.

— Я могу надеяться, что твои заботы связаны со мной и что мое возвращение освободит тебя от них?

— Вы хотите моего благословения и молитв о счастливом возвращении? — спросила она. — Но разве Кримгильда не…

— Молитвы Кримгильды будут дарованы молодому кузнецу, который явно завладел ее сердцем, — прошептал Гернот.

— Я не молюсь, — призналась Эльза, и от этих слов ей самой стало больно. — Этого обещания я вам дать не могу.

Он глубоко вдохнул.

— Что ж, тогда, возможно… твои наилучшие пожелания? Она с надеждой посмотрела на него, чувствуя себя более уверенно.

— Я буду и дальше готовить для вас суп. Каждый вечер. До вашего возвращения. Если понадобится, до конца моей жизни.

Они обменялись взглядами, и это был, вероятно, самый знаменательный момент их встречи, свидетелями которого стали стены бургундского замка.

Лоренс был стар, но его кровь по-прежнему бешено кипела при виде подготовки к войне, охватившей всю Бургундию. Запах войны витал в воздухе — войны, которая началась почти двадцать лет назад и теперь должна была закончиться победой Ксантена. Правление Хъялмара воспринималось Лоренсом как преходящее неудобство, смутный день славной истории королевства на Нижнем Рейне. Лоренса не интересовали гунны и бургунды, саксы и франки. Они служили лишь средством, благодаря которому необходимо было посадить Зигфрида на трон.

Все и так тянулось слишком долго. Этот дурак Регин чуть было не лишил Зигфрида его наследного права, и только счастливое стечение обстоятельств привело к тому, что юноша с помощью Бургундии мог пойти войной на Хъялмара и отвоевать все, что ему принадлежит.

Лоренс с аппетитом откусил от сочного яблока, купленного на рынке в Вормсе, и, погрузившись в собственные мысли, обошел деревянные трапы, разложенные на берегу Рейна в ожидании кораблей, на которые должны были грузить товары. Через какое-то время он почувствовал под ногами песок и гравий, а потом траву. Когда голоса и звуки города стали тише, старый воин направился к оговоренному заранее месту встречи в лесу.

Регин сидел на стволе поваленного дерева.

— Надеюсь, ты недолго меня ждал.

Кузнец покачал головой.

— Долг не знает времени.

Лоренс даже не попытался понять смысл слов этого коренастого человечка.

— Ты должен радоваться. Если боги позволят, то Зигфрид скоро взойдет на трон своего отца и осуществится план, который мы придумали до его рождения.

Покачав головой, Регин встал и иронично улыбнулся.

— Ты никогда этого не понимал, не понимаешь и сейчас. Это был не наш план. Это был твой план. Возможно, это станет планом Зигмунда. Но поверь мне, ни Зиглинда, ни я никогда его не одобряли.

Лоренс почесал культю левой руки, и его лицо, покрытое шрамами, исказилось в презрительной гримасе.

— В таком случае вас можно считать предателями, — заявил старый воин. — Предателями Зигфрида и Ксантена. Если бы я воспитывал Зигфрида, то он сам зарубил бы вас мечом за эти слова.

Регин, сохраняя спокойствие, подошел поближе к Лоренсу.

— Если бы ты его воспитывал, он не дожил бы и до юных лет.

— Что ж, можешь утешать себя по вечерам, упиваясь своей ложью и тем, что твоя совесть позволяет тебе спокойно спать, — прорычал Лоренс. — Но король Зигмунд сам выбрал тебя для того, чтобы ты подготовил его сына к священному дню, когда кровь мести окропит клинок Нотунга. Что ты скажешь, когда увидишь триумф законного короля?

Регин пожал плечами:

— Я этого не увижу. Я не хотел видеть падения Ксантена, а теперь не хочу стать свидетелем падения Бургундии. Я не увижу этого. Как, впрочем, и ты, мой старый друг.

Лоренс не успел заметить ни узкого кинжала, ни быстрого движения, которым Регин воткнул ему этот кинжал меж ребер. Воин замер на мгновение, с удивлением и в то же время с неожиданным облегчением.

— Достойная смерть… воина, — произнес он, и из его рта вытекла струйка крови.

Регин положил ему руку на грудь.

— Ты не должен был говорить ни Зигфриду, ни Гунтеру, чья кровь течет в жилах мальчика. То, что близится, еще можно было предотвратить.