Книга Можно и нельзя - Виктория Токарева

«Взяли бы меня с собой, — подумал Костя. — Я бы им попел».

На него никто не обратил внимания.

Машина тронулась. Костя сдвинулся к самому окну, смотрел в стекло и думал, что между находкой денег и потерей Кати есть какая-то связь. Если судьба дает, то она и забирает. Судьба расчетлива. А может, это не расчет, а справедливость. Не должно быть — одним все, другим — ничего.

Костя сошел на своей остановке.

За ним увязалась крупная собака. Ей надоело быть бездомной и бродячей. Собака хотела хозяина. Костя шел безучастный, и было непонятно: согласен он на хозяина или нет.

Прогулял… Проиграл…

Шофер согласен жить одним днем. Предпочитает не заглядывать далеко вперед. Если заглянуть ОЧЕНЬ далеко, то можно увидеть хвост кобылы, везущей за собой чей-то гроб… Где-то Костя это читал.

Теща — наоборот, просчитывает на десять лет вперед. На пятьдесят лет вперед, как будто собирается жить вечно. Как ворона. Но у нее — потомство. В этом дело. Срабатывает закон сохранения потомства.

А Катя — просчитывает все: настоящее и будущее — и позволяет себе зигзаг в сторону. Но ненадолго. В кино это называется «отвлечение от сюжета внутри сюжета». «Меня оправдывают чувства, — вспомнил Костя. — А мозги для чего?»

Собака отстала, как бы махнула рукой. Она была готова к хорошему и плохому в равной степени.

Подходя к дому, Костя увидел, что возле забора кто-то ковыряется.

Влад стоял с лопатой и долбил мерзлую землю. Подрывал столб, чтобы поставить забор на место. Он решил сам выполнить работу и взять себе деньги.

Костя остановился. Ему было совершенно безразлично, как будет стоять забор. Он спросил:

— У тебя выпить есть?

— Пошли, — коротко отреагировал Влад.

В доме у Влада было тепло. Вот главное, подумал Костя, тепло. Физическое и душевное.

Разделись, прошли на кухню.

Влад поставил на пол пластмассовую канистру и стал переливать коньяк в трехлитровую банку.

— А его можно пить? — усомнился Костя.

— Я сам не пью, но работяги хвалят. Пока все живы, никто не отравился.

Влад достал из холодильника картошку в мундире и квашеную капусту.

— Кто это коньяк капустой закусывает? — осудил Костя.

— В капусте витамины. Я всю зиму капусту ем.

Влад ловко почистил картошку, полил капусту подсолнечным маслом. Запахло подсолнухом.

Влад налил Косте в стакан, как работяге.

— А жена где? — поинтересовался Костя.

— В санатории.

— Болеет?

— Почему болеет? Здоровая как лошадь.

— А в санаторий зачем?

— Для профилактики. Чтобы не заболела. За женой тоже надо следить, как за лошадью. Даже больше.

— А ты лошадей любишь? — догадался Костя.

— Я все детство в Туркмении провел. У бабки жил. Меня бабка любила. Хорошее было время.

— Да, — согласился Костя. — Меня тоже бабушка любила.

— Давай выпьем. — Влад налил и себе.

— Ты же не пьешь…

— А что со мной случится?

Костя выпил. В груди разлился целебный жар.

— А твоя бабка была туркменка? — спросил Костя.

— Почему туркменка? Русская. Просто там жила. Во время войны эвакуировались и остались.

Влад достал из холодильника копченое сало.

— Хохлы любят сало, а евреи не едят. И мусульмане не едят, — заметил Костя. — Свинья грязная.

— Свинья умная, — поправил Влад. — И евреи умные. Евреи правильно относятся к женам. Делают что хотят, а о женах заботятся.

— У каждой нации свои приоритеты, — сказал Костя. — Айсоры — лучшие чистильщики ботинок.

— Айсоры — это кто? — не понял Влад.

— Ассирийцы. Помнишь, был такой ассирийский царь?

— Вот за него и выпьем!

Костя выпил полстакана. Он хотел растворить в коньячном спирте свою тоску по Кате и смутный страх, связанный с Азнавуром. Любовь и Смерть — два конца одной палки. А Костя — посредине.

— Если бы у тебя были деньги, что бы ты с ними сделал? — спросил Костя.

— Я бы отдал долги, — мрачно ответил Влад.

— А остальные?

— И остальные отдал.

— У тебя большие долги?

— Я взял под процент. Думал, быстро раскручусь. И не раскрутился. А они включили счетчик. Теперь каждый день накручивается…

— И что делать?

— Откуда я знаю…

— А ты с ними поговори. Объясни.

— Наивный ты человек… Я каждый день живу за свой счет.

— Это как?

— Каждый день — подарок. Ну ладно… — Влад тряхнул головой. — А твоя баба где?

— А что? — насторожился Костя.

— Да ничего… Я видел однажды, как она расчесывает волосы на крыльце…

«Может, дать ему в долг? — подумал Костя. — Влад, конечно, возьмет. И кинет. Не потому, что бандит. А потому, что не сможет вернуть. Это ясно».

— Когда она приезжает, я смотрю в ваше окно. Там свет горит, тени двигаются… — мечтательно проговорил Влад.

Костя выпил еще и прислушался к себе. Бочковой коньяк не только не растворил образ Кати, а, наоборот, сделал его отчетливым. Стереоскопичным. Он увидел Катю — босую на снегу. Она стояла на крыльце и расчесывала волосы.

«Я схожу с ума», — подумал Костя.

Катя стояла перед дачей босая. Она исповедовала учение Порфирия Иванова, обливалась водой и ходила босиком по земле в любую погоду.

Костя не понял, как он оказался перед старухиной дачей? Видимо, он ушел от Влада. А Влад где? Должно быть, остался в своем доме.

— Проходи, — велела Катя.

Костя вошел в дом и включил свет.

— Не надо… — Катя повернула выключатель. — Так лучше…

В окно проникал свет от луны. Катя стояла босая, как колдунья, лесная девушка.

— Ты правда здесь? — проверил Костя.

— Правда.

— А зачем ты приехала?

— К тебе.

— Из-за денег?

— Да…

Косте было все равно, из-за чего она приехала. Если пароход тонет, а человек спасается, то какая разница — что его спасло. Главное — жив.

— Я позвонила Валерке, сказала: приезжай, харчи есть. Он деньги «харчами» называет.

— А Валерка кто?

— Исполнительный директор. Приехал, скинул деньги в целлофановый пакет, как мандарины. Я вдруг так испугалась… Я поняла, что деньги для меня ничего не значат. Вернее, значат гораздо меньше, чем я думала. Любовь главнее бизнеса, главнее любой деятельности вообще. Я так испугалась… Я сказала Валерке: отвези меня на дачу. Он отвез.