Книга Дневники Зевса - Морис Дрюон

— Я, сестры мои, — произнес Аполлон, — сыграл вам четыре времени года. А теперь послушайте моего соперника.

Долго слушать не пришлось. Кроме нескольких нот, которые Марсий знал, годных лишь для плясок на деревенской свадьбе, он смог извлечь из своей флейты лишь пронзительные взвизгивания. Хуже всего было то, что он продолжал считать себя восхитительным музыкантом и не слышал того, чем его игра отличалась от игры бога. Знай себе дудел, переваливаясь на своих козлиных ногах, раздувая щеки и напрягая толстые, как веревки, жилы на лбу. Вскоре Муз разобрал смех, и они прогнали Марсия шиканьем и возгласами неодобрения.

В несколько широких шагов Аполлон догнал сатира.

— Дай сюда флейту и свои руки, — приказал он.

Бог привязал сатира к стволу молодой сосны, подняв ему запястья выше головы, и в траву перед его стреноженными копытами бросил двойную флейту.

Так в вечной неподвижности и застыл Марсий: руки вытянуты вверх, подбородок опущен вниз, к флейте у ног, которую невозможно достать. Слезы, прочертившие на его щеках две борозды, зимой замерзают в бороде.

Любовные приключения Аполлона.

Его успехи и неудачи. Нимфа Дафна

Разве мог мой сын Аполлон, одаренный такой привлекательностью, не быть щедро любим? Однако любил ли он сам? Это более сомнительно. Артемида заменила любовь охотой и победами. Для Аполлона сама любовь стала охотничьим угодьем, еще одним способом обнаруживать и утверждать свою силу, а стало быть, еще больше замыкаться в идее собственного одиночества.

Любовниц у него было без счета, почти столько же, сколько у меня самого, поскольку он старался сравняться со мной. Но из всех своих завоеваний он так и не выбрал себе супругу. Все его дети были внебрачными; ни одному из этих божественных бастардов Аполлон не захотел предоставить иное положение, нежели было у него самого.

Три Музы не устояли перед его напором: Каллиопа, Талия, Урания; их сыновья — певцы и музыканты — присоединились впоследствии к свите Диониса.

В Ливии Аполлон был любим нимфой Киреной, в Фессалии — нимфой Фтией, а в Малой Азии — Арией. Они родили от него царей и пастухов.

Он был любовником прорицательницы Манто, дочери великого Тиресия, от которой пошел целый род прославленных вещунов; был любовником Гекубы, супруги троянского царя Приама. Список можно продолжать еще долго. Стоит мне назвать среди Аполлоновых сыновей премудрого Пифагора, как вы поймете, насколько эта ветвь моего потомства близка вам.

Тем не менее эгоистичная манера любить стоила Аполлону нескольких болезненных неудач. Грациозная Марпесса, внучка Ареса, слишком уверенная, что Аполлон бросит ее, и слишком боявшаяся, что будет страдать от этого, не уступила ему, хотя он ее и похитил, и предпочла вернуться к своему смертному супругу — Идасу из Мессены. Дело дошло до моего суда. Но никто, если только Судьбы не принуждают его к этому, не обязан жертвовать своей безопасностью ради того, чтобы познать несколько часов любви с богом. Марпесса не имела склонности к героической любви. Я отказал своему сыну.

Кассандра, дочь Гекубы, воспользовалась тем, что Аполлон пытался ее соблазнить, и научилась у него искусству предсказания. Потом, достаточно узнав, она ускользнула из божественных объятий, отказавшись стать преемницей своей матери. Так что троянский дуплет моему славному охотнику не удался. В гневе, что его провели, Аполлон отомстил Кассандре, сделав так, чтобы ее предсказаниям никто никогда не верил.

Но еще больше он был уязвлен предательством гордячки Корониды, дочери царя лапифов: она превзошла его в неверности, изменив ему, когда была беременна его стараниями. Стоит ли обвинять Корониду? Ведь она, как и все, надеялась стать супругой Аполлона, и ее, как и всех, постигло разочарование. Тогда она решила обеспечить своему ребенку хотя бы смертного отца. Я бы на месте Аполлона был вполне доволен. Но он и слушать ничего не стал. Ослепленный гневом, он пронзил грудь Корониды стрелой, правда, догадался все-таки в последний момент, когда красотка уже испускала дух, спасти ребенка.

Этот ребенок стал не кем иным, как божественным Асклепием, отцом всякой медицины, неутомимым путешественником, Имхотепом фараона Джосера, его верховным визирем и советником, первым зодчим великих каменных сооружений, но главное — родоначальником династии жрецов-целителей, которые очень долго занимались врачеванием в храмах. Асклепийоны — одновременно святилища, лечебницы и школы — всегда строились близ источников. Все ваши медицинские учебные заведения с их наукой и способами лечения вытекли из тех родников. Помните, что Асклепиады ведут свое начало от Аполлона, помните, что медицина изначально была искусством и останется им, если не отречется от своей природы и не забудет о своей сущности.

Иногда, словно утомленный женской сутью, яйцом и его ночью, Аполлон исчезает вместе с каким-нибудь юношей, чье восхищение щедро его вознаграждает, чья жажда слушать и постигать отгоняет мысли о тщетности собственных усилий. Аполлон находит наконец зеркало, которое не искажает его черты, эхо, которое не извращает его голос; он может любить другого, не теряя самого себя. Но зато этот другой довольно часто бывает потерян. Тот, кто отражает свет Аполлона, не может долго этот свет выдерживать: ожог слишком силен. Какое гибельное отчаяние из-за того, что они не Аполлоны, внушил мой сын юношам, которых любил? Или же он любил только обреченных на отчаяние?

Хрупкий Гиацинт умер от томления. Когда Аполлон вдыхает аромат гиацинта, он ищет дыхание потерянного друга. Кипарис убил себя. Вечером, когда Аполлон приходит играть на флейте под этим погребальным деревом, он оплакивает потерянного друга.

Все неизбежно его утомляет или оставляет; во всем он вынужден познать оборотную сторону, рыдание после успеха, траур после желания.

Аполлон, дети мои, бог для человека. Я таким и хотел его видеть. Ни один из его даров, ни один из его поступков не интересен ни одному виду, кроме вашего. Буйвол или воробей, мурена, спящая ящерица, пяденица на сирени, яблоня и ее лишайник обходятся без Аполлона и могут не обращать на него внимания. Но не вы.

Он бог гордости, бог потребности осуществлять и быть непревзойденным, бог, уже похожий на полубога. Он ненасытен, вечно гоняется за неуловимым, его руки всегда протянуты к недоступной Дафне... Вы ведь знаете: нимфа Дафна, бежавшая от него. В этой истории — весь Аполлон, этот случай иллюстрирует и резюмирует моего сына.

Много дней он преследовал нимфу, и та, сколь бы проворной ни была, почувствовала, что слабеет. Тогда она умолила своего отца, фессалийского речного бога, превратить ее в дерево, чтобы иметь возможность избежать божественных объятий. И в тот самый миг, когда Аполлон думал, что схватил нимфу, руки прекрасной Дафны вдруг превратились в ветви, волосы и пальцы — в блестящую листву, легкие белые ноги — в черные корни; и вместо возлюбленной мой сын увидел перед собой лавровое дерево.

Лавр — растение, символизирующее и пророчество, и славу; предсказатели жуют его листья, ими же увенчивают поэтов. Пальчики Дафны избирают лишь одиночество.